Философия в будуаре

    Объявление

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



    пуньк

    Сообщений 1 страница 11 из 11

    1

    FELIX
    https://i.imgur.com/DkMpu3c.gif https://i.imgur.com/VKz1rZV.gif
    iwan rheon

    ИМЯ ПЕРСОНАЖА:
    От рождения Евгений Климентович Лозинский. Во Врайвене оставаться таковым означало привлекать к себе слишком много внимания, поэтому назвался Феликсом

    ВОЗРАСТ:
    37 лет (22.02.1917)

    МЕСТО ПРОЖИВАНИЯ:
    Ратьен, Линтис

    ПОЛОЖЕНИЕ В МИРЕ:
    Иномирец, специалист по особым поручениям линтисского мастера над шептунами Ладиса Джентиле

    ❈ Родился в Оренбурге в семье инженера-строителя и учительницы русского и немецкого. Так как девичья фамилия его матушки была Винтер, и к ней прилагались все остальные ее родственники, Женя с детства если не чесал одинаково бегло на обоих языках, то точно понимал их одинаково хорошо. Всего в семье было пятеро детей, причем трое — приемные (но на этом никто и никогда не заострял внимание), две сестры и брат. Впоследствии от большой семьи осталась всего пара человек.

    ❈ Блестяще закончил школу, благодаря стараниям деда, известного и уважаемого профессора-лингвиста, не только бегло говорил на русском и немецком, но также немного знал польский и чешский — дед считал, что он вообще ленится и мог бы хорошо научиться говорить на обоих языках. Учился в пединституте (не закончил), летном училище и Центральной школе НКВД и везде показал себя как старательный, дисциплинированный и талантливый ученик. Член ВКП(б) с 1936 года.

    ❈ Успел поучаствовать в Большом терроре. В 1938 году его приказал расстрелять собственный начальник за отказ от (минутка иронии) участия в расстрелах. Получил пять лет за антисоветскую агитацию, но был реабилитирован в 1940 году.

    ❈ В 1941 году по собственной просьбе направлен в действующую армию, назначен на должность оперуполномоченного отдела контрразведки «Смерш». За годы войны: 1) вел дела на офицеров и солдат, 2) попал в окружение и был достаточно везучим, чтобы прорваться, 3) присоединился к партизанам, 4) сколотил партизанскую диверсионно-разведывательную группу, 5) общался с польскими партизанами и подтягивал язык, 6) однажды вызвал огонь на себя и чудом остался жив, 7) участвовал в радиоиграх, 8) разумеется, расстреливал изменников родины без суда и следствия, 9) был заброшен в Польшу для проведения спецоперации — на этот раз выжил не чудом, а стараниями партизанов из Армии Людовой.

    ❈ После войны взял на себя заботу о дочери погибшего старшего брата, а также дал угол и пристроил в послевоенной жизни фронтового товарища. Женат не был, во внебрачных связях также замечен не был, потому что непоправимо женат на работе. Вот так его ни с кем, кроме племянницы и товарища, и не видели никогда — спасибо, время было такое, что ни в чем не подозревали, разве что на работе пару раз косились, и то из-за того, кого именно товарищ Лозинский впустил домой.

    ❈ Пропал без вести во время командировки. Во Врайвен попал в 997 году.

    ❈ Сам того не зная, ползая по незнакомой местности (он грешил на контузию, хоть и не понимал причин) скрылся от Стражей Камня, после чего удачно встретился с Ладисом Джентиле. Впоследствии так и не попался стражам и поступил на службу королевской семье Линтиса — кто он и откуда, знает только Ладис, но деталей Лозинский не рассказывал и ему.

    ❈ Не привлекает к себе внимание, ни с кем не водит дружбу, не выделяется, не афиширует то, что он иномирец. Завел фиктивную интрижку с безродной придворной дамой, не потому что был увлечен, а чтобы меньше выделяться. К тому же приятно иногда видеть земляков.

    ❈ Холодная голова, горячее сердце и чистые (почти) руки. Майор государственной безопасности, но кому это сейчас интересно.

    НАВЫКИ И СПОСОБНОСТИ:
    ● Большой талант по части изучения языков: можно сказать, на лету ухватил, как читать и писать на линтисском, к настоящему времени выучил имперский и драйдельский — далек от идеала, да и грамматика подводит, и за драйдельца он не сойдет так точно, но непонимающе хлопать глазами, пока кто-то говорит на этих языках, не будет.

    ● Из полезного: владеет боевым самбо и методам ведения допроса (разными, но действенными). Из ныне бесполезного: метко стреляет из пистолета и умеет управлять самолетом. Физически крепок, не успел растерять форму после войны, а в Линтисе такой возможности уж точно не будет. В обращении с холодным оружием сильно проигрывает тем, кто учился этому годами, научился стрелять из арбалета, но по понятным причинам считает его до невозможности медленным оружием. Учится стрельбе из лука и жалеет, что был летчиком, а не снайпером.

    ● Владеет всем набором навыков, необходимых для выживания в дикой природе, может оказать первую помощь. Научился пристойно ездить верхом.

    ● Быстро учится и подстраивается под ситуацию. Тщательно изучил традиции и обычаи Линтиса, чтобы сойти за линтиссца, коим и притворяется.

    АВТОР:
    Galahad Beauregard

    РАЗРЕШЕНИЯ:
    Упоминать и хвалить нордический выдержанный характер всегда пожалуйста.

    0

    2


    БРАТСТВО МАЛАИКОВ
    «ВЕСТНИКИ СОРСЫ»

    • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
    https://forumstatic.ru/files/0016/4a/55/14356.png

    Всюду, где проходили эти люди, они искали здоровых и сильных юношей и соблазняли их кушаньями и вином и становились их самыми близкими друзьями — познав удовольствия жизни, часто первые в жизни, многие молодые люди поддавались на уговоры самых сладкоголосых из «вестников». Кто-то из них был позже признан непригодным для полного и самоотверженного служения богине и оставался в родном городе для посильной помощи братству — иные же навсегда покидали дом и находили пристанище в отдаленной крепости на неприветливом севере Мидала. Крепость эта называется «Хавия», что на древнем наречии одного из фракрийских племен означает — бездна.
    «Путешествия Хэ Сато», 899


    ИСТОРИЯ

    Он рассказал мне, что когда его предки пришли сюда, здесь не было ничего, кроме разбросанных по округе поселений скотоводов, и что сами камни, по которым мы ступаем, были окрашены кровавым потом людей, лишенных родного крова, но нашедших в себе силы выстроить новый. Много же крови было пролито, чтобы возвести такие неприступные стены! Когда я сказал это, ответом мне была лишь печальная улыбка.
    «Путешествия Хэ Сато», 899

    ❈ История «вестников» началась в 811 году, после того как Базарганы встали у власти в Мидале. Остатки семьи Джахим, главных политических противников Базарганов, были высланы на север графства, к подножию Спящих гор, вместе с сохранившими верность вассалами и прислугой. Оставленные наблюдать за тем, как хиреют и умирают их дети на каменистой и бесплодной земле, Джахимы основали общину, которую, храня остатки старых островных наречий, нарекли «Хавия», то есть «бездна».

    https://forumstatic.ru/files/0016/4a/55/27274.png❈ Тяжелая жизнь вынудила бывших господ и слуг забыть о различиях: первую зиму они пережили, ютясь в одинаковых, наспех сооруженных домах. Они делили поровну скудную пищу и теплую одежду, грелись у одного огня и поровну делили работу, потому что иначе было не выжить, и даже женщины перестали делить младенцев на своих и чужих и не жалели молока для тех детей, чьи матери уже не могли их накормить. Все украшения, какими владели бывшие господа, были проданы за бесценок, чтобы накормить детей, все богатые одежды — истрепались, все животные — съедены, прежде чем настанет время, когда они падут от болезней и недостатка пищи. Остались только тщательно сберегаемые и не пущенные на растопку книги, лошади, не пригодные к пахоте, но полезные в охоте, и кошки, отгонявшие крыс.

    ❈ В 812 году жена Аббаса Джахима (главы общины и духовного лидера), Саадет, получила благословение Санатора — она погибла спустя год, всю свою жизнь растратив на то, чтобы позволить жить другим, и после ее смерти Аббас больше не знал жен, а мужья и жены общины скорбели вместе с ним еще полгода, не прикасаясь друг к другу, чтобы не напоминать ему о нанесенной ране.

    ❈ Со временем Аббас Джахим, впоследствии названный Отцом, сформулировал «Одиннадцать благородных истин» — правила, необходимые для выживания общины и свято чтимые каждым ее членом. Тогда же Аббас заложил основы «вестничества», в своих проповедях изобразив изгнание как страдание за веру и истину перед лицом безбожных и беззаконных Базарганов: за великие страдания людям Хавии будет положена великая награда от богов и в особенности — от Сорсы, поборницы правды и справедливости. В это же время Сорса стала не просто верховной богиней, но центральной фигурой всех верований общины и первой, к кому обращаются со всеми молитвами.

    ❈ В 813 году община начала активно выращивать сативу — сорт конопли, из которой можно сделать гашиш. Именно сладкое дурманящее зелье и помогло общине встать на ноги и купить первых овец для разведения.

    ❈ В период с 821 по 853 годы неподалеку от поселения идет стройка: на скале, прозванной Орлиным насестом, строится крепость Хавия. В это же время начинают пропадать соглядатаи, которых время от времени посылают Базарганы, но никогда — на землях, отданных сосланным Джахимам. Выжившая и вставшая на ноги община постепенно начала приобретать черты того, чем стала спустя почти две сотни лет — утопической коммуной и военизированным культом, вся власть в котором находится в руках Отца.

    ❈ Аббас Джахим, первый Отец, умер в 852 году, не дожив до окончания постройки крепости и своего девяностого дня рождения. Занявший его место Саади Нар, верный соратник, хотя и не всегда соглашавшийся с первым Отцом, не только не стал менять установившихся при Аббасе законов, но и сделал их еще строже: если до него бедность и аскетизм просто поощрялись и назывались добродетелью, то уже в 853 году Саади Нар начал активно порицать всех, кто пытался заново копить богатства, а в 855 году — запретил всякие излишества (все предметы роскоши члены общины сдали в крепость, где они также использовались только для встреч гостей или для торговли). При нем же была введена смертная казнь за супружескую неверность, а община уже не просто была обособленной от внешнего мира, а закрылась от него сама: за всеми торговцами и путешественниками, въезжавшими в город, велась слежка, в члены общины покидали ее только по распоряжению Отца, то есть для миссионерской деятельности или террора.

    https://forumstatic.ru/files/0016/4a/55/98547.png❈ В 876 году правнук Аббаса Джахима, Эмин Джахим, скрыв свое имя и происхождение и нанявшись в псари, убил притеснявшего общину лорда, ближайшего их соседа: ему потребовался почти год, чтобы осуществить задуманное, после чего Эмин, не пытавшийся бежать или скрываться, был убит, а его тело протащили по дороге и вывесили на городской площади. Позже тело Эмина Джахима было похищено другими «вестниками» и с честью погребено под стенами крепости. Именно это убийство считается первым политическим убийством, совершенным «вестниками».

    ❈ В 882 году Саади Нар скончался, и новым Отцом стал Ашока Саир. Проведший детство и юность за пределами общины, он однако не только стал своим, но и смог должным образом упрочить и развить начинания предшественников. За время его правления «вестники» начали активно скупать, а иногда и красть научные труды для пополнения устаревшей библиотеки (та же участь порой ждала и некоторых полезных людей). В неоднократно достраиваемой крепости Ашока Саир развернул сложную и длительную подготовку будущих профессиональных диверсантов и убийц, также упрочив то, что заложили его предшественники.

    ❈ Уже в 889 году Ашока Саир привез в крепость ошиальский опиум, а в 891-м в крепости был отстроен сад, связанный с покоями Отца тайным ходом. Начиная с этого года, каждый из начавших обучение малаиков «своими глазами» видел жизнь после смерти с сочными фруктами, сладким вином и нежными любовницами и любовниками, которые после смерти «вестника» исполнят всякое его желание, сдерживаемое при жизни. После этого и прежде не чуравшиеся мистификаций лидеры малаиков вошли во вкус, и их способы внушить трепет и уважение окружающим становились только сложнее.

    ❈ С 890-х годов малаики начали заниматься заказными убийствами. В 902 году в крепости начали готовить убийц, специализирующихся на работе в Драйделе.

    ❈ В 919 году власть захватил Ракиб Джахим, пра-правнук первого Отца. Его правление не продлилось и десяти лет и осталось в памяти общины временем упадка и распущенности: за семь лет правления Ракиб Джахим предпринял попытку отменить закон о роскоши и запретить смертную казнь за супружескую неверность. Конец его власти положил племянник Ракиба и любимый ученик Ашоки Саира, Азраил Джахим.

    ❈ Чтобы упрочить свое положение, тогда еще молодой Азраил Джахим вернул закон, запрещавший проявления роскоши — тем самым новый Отец заслужил уважение среди рядовых членов общины и воинов, которые с беспокойством следили за тем, как среди малаиков высокого ранга формируется новое дворянство, отошедшее от «Одиннадцати истин» Аббаса Джахима. Будучи талантливым мистификатором, Азраил Джахим не просто казнил всех сторонников Ракиба Джахима, но обставил их смерти как божественное провидение, наказание, совершенное рукой Сорсы — официально ни один из «вестников» не причастен к этим смертям.

    ❈ При последнем Отце была расширена сеть информаторов и вербовщиков, раскинувшаяся не только на весь Линтис, но и частично на Драйдел.

    ❈ Ревностный блюститель старых законов, Азраил Джахим не только следил за их выполнением, но и всегда подавал пример: даже постарев, он не оставил крайне аскетичного образа жизни, и его одежда мало отличалась от одежд всех прочих «вестников». С возрастом он почти перестал покидать стены крепости, однако все еще был осведомлен не только о жизни общины, но и обо всем, что происходит за ее пределами.


    Имя

    Годы правления

    Примечания

    • Аббас Джахим

    811—852

    первый Отец, основатель общины, духовный лидер, автор «Одиннадцати истин»

    • Саади Нар

    852—882

    ввел практику политических убийств и террора

    • Ашока Саир

    882—919

    организовал полноценную подготовку наемных убийц

    • Ракиб Джахим

    919—926

    единственный открыто свергнутый и казненный Отец; не почитается общиной, не называется праведником, по официальной версии убил праведного Ашоку Саира, чтобы захватить власть

    • Азраил Джахим

    926 — настоящее время


    ОБЩИНА

    Я сам был свидетелем тому, как однажды под стены крепости пришел некий торговец и стал обвинять Ашоку Саира и его людей в том, что те похитили у него сына, и просить вернуть ему наследника за большой выкуп. Тогда Ашока вышел на крепостную стену и обратился к этому человеку со словами, часть которых мне удалось запомнить и затем — записать: «Дети, которые приходят в ваши дома с ножами в руках, — это ваши дети. Не я научил их этому. Вы научили. Большинство тех, кто пришел ко мне — это отвергнутые вами. Я сделал для них все, что мог, я поднял их с мусорной свалки, я дал им любовь, которую не могли дать вы, я дал им кров и еду, которых не дали им вы, и я сказал им: с этих пор ты становишься моим чадом, и больше никто не обидит тебя».
    «Путешествия Хэ Сато», 899

    https://forumstatic.ru/files/0016/4a/55/26448.pngХавия и вся отданная Джахимам земля — своего рода утопическое государство в государстве, коммуна, в которой сведена на нет разница между высшими и низшими слоями общества, и (разумеется) крупный деструктивный культ. Малаики объединены общей верой под властью Отца, которому беспрекословно подчиняется каждый. Благодаря умелым мистификациям Отец считается человеком, близким к богам и диктующим волю непосредственно Сорсы — и это единственный авторитет, который реально признает община. Главная цель общины — принести волю Сорсы во внешний мир, устранить еретические учения, искажающие веру в нее и прочих богов, и объединить весь мир под властью истинных праведников — то есть членов общины.

    ❈ Каждый член общины может прийти к крепости и попросить у воинов высшего ранга или даже у самого Отца справедливого суда, заступничества и справедливости (в том числе если человек считает себя обиженным одним из воинов), и все это он получит.

    ❈ В общине не поощряются добрачные связи молодых юношей и девушек. Измены жестоко караются — физическими наказаниями или смертной казнью, в зависимости от обстоятельств. Развестись можно только с личного разрешения Отца, и только в том случае, если семейная пара не способна завести детей. Дети — обязанность любой семьи и радость для общины: если один или оба родителя погибают, ребенок никогда не остается без призора. Всякий человек должен хранить физическую и духовную чистоту и не пятнать ее связью ради удовольствия, не направленной на рождение детей — по этой причине община резко осуждает, а порой и наказывает любые однополые связи.

    Крепость Хавия находится на скале, именуемой некогда Орлиным насестом — считается, что Аббас Джахим решил возвести в этом месте крепость, когда увидел, как на нее опустился паривший в небе коршун. В крепость ведет всего одна настоящая дорога, но даже подняться по ней, идя налегке, непросто, не говоря уже о том, чтобы осаждать такую крепость. Существует и несколько мелких троп, но спуски и подъемы по ним опасны сами по себе, и пользуются ими только в особенных случаях.

    ❈ Большинство членов общины имеет минимальную боевую подготовку, потому что жизнь тяжела и полна опасностей, а враги окружают общину со всех сторон, поэтому при необходимости любой житель Хавии возьмется за оружие, чтобы отстоять свой дом, если больше защитить его будет некому.

    ❈ За пределами общины активно действуют вербовщики: они не только проповедуют, говоря о несправедливости мира и устройства общества, но и ищут здоровых мальчиков и девочек от семи до четырнадцати лет (иногда неофиты бывают и старше, но никогда — старше двадцати лет), предпочтительно сирот, которых убеждают вступить в общину. Проповедники отбирают самых крепких и благонадежных и привозят их в крепость. Те, кто не прошли отбор, тоже не остаются без внимания: община может помочь им и поддержать в обмен на ответную помощь своим благодетелям в будущем.


    ВОИНЫ И ИХ ПОДГОТОВКА

    Глава общины, почтительно называемый всеми Отцом, обладает над своими подданными той властью, какую многие назвали бы почти мистической. Однажды, когда в разговоре мы затронули их преданность, этот человек сделал едва заметный взмах рукой, и несколько молодых воинов, стоявших на крепостных стенах, незамедлительно бросились вниз — и разбились о подножие скалы.
    «Путешествия Хэ Сато», 899

    Воины крепости — религиозно-военизированное формирование Хавии, которое поддерживает безопасность общины и должно воплотить в жизнь замысел первого Отца по установлению общего праведного мира под дланью Сорсы. Они действуют агрессивно, жестоко и преимущественно скрытно: не располагая достаточным для открытой войны человеческим ресурсом, община избегает открытых конфликтов и предпочитает диверсии и террор. Воины — те немногие, кому разрешен свободный доступ в крепость, и которые фактически живут в ней.

    https://forumstatic.ru/files/0016/4a/55/84022.png❈ Воины-вестники низших рангов — по сути смертники. Каждый из них, не задумываясь, отдаст жизнь по приказу Отца и встретит смерть без страха, веря, что чем больше будет его страдание, тем щедрее наградит его Сорса: известны случаи, когда даже перед казнью убийцы блаженно улыбались. Большинство «вестников» низшего ранга умирает в первые же годы, но их место всегда охотно занимают другие. Пойманные над телом, они не говорят о том, откуда пришли, но называют себя дланью Сорсы, вершащей справедливый суд.

    ❈ Вступить в братство само по себе сложно, и прежде чем стать воинами крепости, юноши и девушки проходят тщательный отбор. Те, кто хотят вступить в братство, должны перед воротами дожидаться дозволения хотя бы войти в крепость: такое ожидание длится от нескольких дней до двух недель. Далее самые упорные должны выдержать до недели ожидания во внутреннем дворе крепости: в это время им дают только воду, и всякий член братства, проходя мимо, может оскорбить или ударить их, проверяя, насколько сильны их желание и выдержка, и нередко к концу ожидания двор бывает залит кровью, а некоторым из неофитов приходится помогать идти. В любой момент желающие посвящения могут встать и уйти, но больше права вернуться в крепость у них не будет. Тех же, кто прошел отбор, предупреждают, что в тот момент, как они переступят порог внутренних помещений крепости, пути обратно у них уже не будет, и это — их последний шанс передумать, если доля воина-вестника кажется им слишком тяжелой. Среди самых упорных в своем стремлении кандидатов воины высших рангов выбирают от пяти до десяти достойных и вводят их во внутренние покои: там неофитов моют, одевают в добротную, хорошую одежду, кормят и поят. Более они не дети и даже не простые члены общины, а будущие защитники веры, а потому ни детские игры, ни радости простых людей им более не доступны.

    ❈ Каждого фидаина после посвящения незаметно опаивают и тайно переносят в скрытый от всех сад, где его ожидают самые лучшие кушанья, сладкие вина, фруктовые деревья и красивые девушки и юноши — так Отец показывает, что в его власти показать молодым «вестникам» то, что ждет их после смерти: жизнь, полная радости и наслаждений. После нескольких часов, проведенных в «раю» фидаины снова усыпляются и возвращаются в крепость. Они истово верят в Отца и в то, что действительно видели загробную жизнь и приобретают полное и окончательно презрение к смерти.

    ❈ Все ученики проходят долгую, изнурительную подготовку: обучение также завершают самые стойкие, и несчастные случаи во время обучения — не редкость. Всех будущих «вестников» обучают грамоте, владению разными видами оружия и рукопашному бою, основам тактики, обращению с ядами и составлению простейших из них. В них воспитывается сила духа и стойкость: ученики могут часами неподвижно стоять у каменной стены крепости в холод или в зной, не жалуясь и не падая на колени. Также учеников могут в любой момент оторвать от любых занятий и вывезти в далекие от человеческого жилья места и оставляют там на срок от недели до месяца, давая взять с собой только флягу с вином, нож и то, что на них надето (а порой — и того меньше).

    https://forumstatic.ru/files/0016/4a/55/74735.png❈ «Вестники» — не только смертники, но и специалисты по части перевоплощений: во время обучения немалое внимание уделяется актерскому мастерству. При помощи грима, накладных волос и одежды малаики могут измениться до неузнаваемости и притвориться жрецами, циркачами, актерами, торговцами, наемниками и другими людьми, которые могут прийти к чьему-то порогу.

    ❈ В крепости происходит раздельная подготовка убийц для населенных фракрами регионов, Линтиса и Драйдела: от этого зависит то, какие языки изучают будущие «вестники». Также существует небольшой процент «вестников», подготовленных к путешествию на Ошиалу.



    ИЕРАРХИЯ
    Отец — духовный и военный лидер общины
    карубин — воины высшего ранга, подчиняющиеся непосредственно Отцу и сообщающие его решения низшим рангам.
    назиат — рядовой воин-вестник. Назиаты делятся на третий, второй и первый (самый высокий) ранг.
    даи — проповедники и вербовщики, большую часть времени проводящие вне общины и хорошо знающие местность, в которой работают.
    фидаин — воины-смертники, недавно прошедшие посвящение. Если фидаин переживает первые три года службы, он становится назиатом.
    ласик — простые жители города, ремесленники и крестьяне.


    ОДИННАДЦАТЬ БЛАГОРОДНЫХ ИСТИН
    1. Не имей других богов, кроме Сорсы и причастных ей, не создавай лжебогам идолов и не поклоняйся никому как богам.
    2. Почитай отца и мать земных и не навлекай на них позора нечестивыми делами, ибо ими даны тебе дни на земле, чтобы славить богов.
    3. Почитай Отца духовного и не навлекай на него позора нечестивыми делами, ибо его устами говорит Сорса.
    4. Не собирай сокровищ на земле, где тлен и ржа истребляют, а воры крадут, но раздай все, что имеешь, другим, чтобы не нуждались и они.
    5. Не убивай ближнего твоего.
    6. Не кради у ближнего твоего.
    7. Блюди себя в чистоте и не пятнай себя прелюбодеянием, ибо они утяжеляют душу и мешают посмертному суду Сорсы; не смотри на женщину или мужчину с похотью, ибо всякий, кто смотрит с вожделением, уже прелюбодействовал в сердце своем.
    8. Не произноси ложных свидетельств на ближних твоих.
    9. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего.
    10. Дай просящему и не отвернись от молящего.
    11. Мирись с соперником, пока ты еще на пути с ним, чтобы он не отдал тебя судье, и не ввергли бы тебя в темницу.

    0

    3

    DUXIU
    https://i.imgur.com/XAPXcwE.png
    leo vice

    ИМЯ ПЕРСОНАЖА:
    Дусю

    ВОЗРАСТ:
    69 лет (11 ноября 931)

    МЕСТО ПРОЖИВАНИЯ:
    Окуторо, Ошиала

    ПОЛОЖЕНИЕ В МИРЕ:
    Оши, Ошиала, семья Сато
    Рабочий на верфи

    ❈ «Как вы могли заниматься этим целых сорок лет?» — именно этот вопрос задал старшему товарищу еще совсем юный Дусю, когда отработал первый месяц в порту. Тогда постаревший раньше времени от постоянного солнца и тяжелой работы рабочий обругал его и послал куда подальше: он действительно жил так всю жизнь, и не месяц работавшему мальчишке унижать его, думая, будто бы он теперь может понять все тяготы такой жизни.

    ❈ Родился в Нилакке, у женщины, не слишком разборчивой в партнерах — отцом его был матрос с одного из летучих кораблей. К настоящему времени в живых остались младшая сестра, хранительница рощи, и младший брат, ювелир, родившийся мало того что хромым, так еще и хилым, как будто по какому-то божественному недоразумению все здоровье отошло Дусю — все удивились уже тому, что он прожил даже первые пять лет, и с каждым годом удивлялись только больше, тем более что это был далеко не первый слабый ребенок, но единственный выживший. (Однако же голодный рот надо кормить, а значит, надо работать еще и за младшего брата.)

    ❈ Дусю работал в порту с тех самых пор, как вообще физически был способен работать: сначала он помогал торговцам, был посыльным, сторожил товар, носил записки и передавал поручения на словах, а когда стал расти и наел хоть какое-то мясо на костях — начал работать уже по-настоящему. Он таскал грузы, водил мелкие верткие лодки, а попутно чинил ящики и мешки, сколачивал прилавки и выполнял всякую другую работу, если только за нее платили.

    ❈ После безвременной кончины матери и исчезновения отца, не вернувшегося из полета, остался старшим и ответственным за сестер и брата. Вытянуть и вырастить ему удалось двоих: маленькая Юйин умерла в девять лет, а вот Циншу и Шуан до сих пор живы. Смышленого брата ему удалось пристроить по знакомству в ученики к ювелиру, а младшую забрали на воспитание к хранительницам рощи, после того как открылся ее дар.

    ❈ «Как вы могли заниматься этим целых сорок лет?» — спросил у него пятнадцатилетний сопляк, едва способный держать в руках ложку после рабочего дня. Дусю страсть как хотелось назвать его дураком, но он только сплюнул — а вскоре нанялся на одну из верфей Доанов, благо его уже дважды звали, и перебрался в Окуторо: там и условия обещали получше, и еду посытнее, и плату чуть выше — и опять же, новое, незнакомое пока дело: прежде он только помогал чинить летучие лодки и делал обычные, чтобы по озерам и рекам плавать. С тех пор прошло уже пятнадцать лет.

    ❈ Выглядит старше своего возраста, потому что каждый день проводит под солнцем, и это сказывается. На первый взгляд не производит впечатление очень сильного человека, но на деле страшно жилист и силен — хоть запрягай вместо осла в телегу.

    ❈ У него совершенно точно есть дети, по крайней мере по всем записям чиновников, но в их среде даже не все матери уверены в том, от кого у них тот или иной ребенок.

    НАВЫКИ И СПОСОБНОСТИ:
    — Из языков знает только ошиальский, неграмотен; однако жизнь в порту научила кое-каким словам и фразам (частично матерным) на линтисском, драйдельском и имперском (а послать по известному адресу он вообще может на шести языках, как и понять, что только что послали его). Сейчас медленно учится грамоте, чего крайне смущается.
    — Искусству боя не обучен, но в кругу таких же простых людей может натворить дел и голыми руками, а если дать ему нож, тот порхает в пальцах так, что не сразу разглядишь.
    — За годы работы где и как придется научился хорошо плотничать, класть камень и делать много других полезных дел — в теории всех его скопленных знаний достаточно, чтобы самому отгрохать дом, но на практике он еще ни разу этого не делал: необходимости не было.

    АВТОР:
    Sanghyun Han

    РАЗРЕШЕНИЯ:
    Упоминайте сколько угодно, если вдруг понадобится.

    0

    4

    Санхен смеется. Мальчишка — нелепое посмешище, которому разве что за свиньями присматривать, но никак не лезть в драку на сына семьи Хан, который может не жениться на женщине, но всегда будет женат на своем ремесле. Но у мальчишки нет ни ума, ни здравого смысла. Нелепый. Смешной. Неуклюжий. Бесполезный. Не умеет думать прежде, чем делать. Прежде чем бросаться в драку. Они все легко теряют рассудок и поддаются самым низменным чувствам и инстинктам. Они все одинаково предсказуемы — и одинаково слабы и бесполезны. Санхен даже не достает оружие: зачем, если он мог бы убить юнца голыми руками? Он утекает от очередного неуклюжего удара и наподдает юнцу ножнами пониже спины.
    — Попробуй еще раз, — изогнув губы в насмешливой улыбке, предлагает Санхен.
    Когда тот, получив несколько обидных ударов, начинает остывать и задумываться о том, с кем он связался, наступает очередь Санхена. Удара ногами в грудь достаточно, чтобы ярость в этом слабом, никчемном сердце сменилась настоящим страхом и первой настоящей болью. Юнец, с трудом поднимаясь с земли, наконец, начинает понимать, что его могут убить здесь. Юнец пытается сбежать — Санхен встает у него на пути и бьет ножнами в ребра. Юнец пытается закрыться от нового удара — и удар настигает его там, где он этого не ждал. Юнец пытается встать, на этот раз сбитый с ног ударом в колено — Санхен пихает его ногой в ребра, заставляя перекатиться по земле. Санхен не дает ему уйти, загоняет его как зверя, бьет вложенным в ножным мечом четко, скупо и болезненно, методично отбивая у глупого юнца всякое желание не нападать, даже не сопротивляться — просто защищаться. Но тот еще держится. Он так упорно пытается закрываться от ударов, что это самую малость раздражает. Санхен не планировал тратить на него много времени.
    — Что теперь, мальчик? Ты что-то хотел мне сказать. Ну же, я жду!
    Дождавшись, когда тот откроет окровавленный рот, Санхен бьет его в живот, и хрип и кашель — лучшая музыка, которой можно наградить его за труды.
    — Я не слышу, мальчик! Скажи мне!
    Никто не скажет ему ни слова. Они не посмеют — иначе им тоже придется отвечать перед ним, как этому мальчишке, покусившемуся на честь Хана. Его прекрасная Азами могла бы остановить его... но он слышал ее чистый и звонкий смех, когда он пообещал научить щенка вежливости, и этот смех дает ему крылья.
    «Моя Азами. Если чтобы заставить тебя смеяться, нужно кого-то ударить — я готов перебить всех, кто находится здесь».
    — Ну? Я ведь еще не вырвал тебе язык, ты, дерзкий щенок — говори!
    Стоит юнцу открыться, как Санхен бьет его по лицу наотмашь, и тот едва не сбивает с ног какую-то девчонку, оказавшуюся слишком близко к месту, которое Санхен Хан избрал для воспитания глупца, вздумавшего указывать ему, что он может и не может делать, и даже дерзнувшего напасть на него. Санхен ловит его за шиворот и играючи толкает в центр спонтанно образовавшегося круга. У упавшего на землю глупого юнца бодрой струйкой из разбитых губ и брови стекает кровь, но этого недостаточно, чтобы навсегда усвоить урок. Этот урок надо затвердить по-настоящему. А с такими никчемными и глупыми людьми урок может быть заучен, только если он неизгладим. Санхен ставит ногу мальчишке на грудь, находит взглядом свою прекрасную Азами и перебрасывает ей меч в ножнах — она проворно ловит его и прижимает к груди, одними своими глазами обещая ему все радости мира. Сколько же сладости в этом ласковом взгляде — если бы только было можно сохранить этот взгляд, если бы кисть художника была способна передать всю слабость и нежность этих чуть изогнутых в улыбке губ!
    — Побереги его, моя госпожа.
    Она прижимается губами к рукояти меча, и Санхен опускается к поверженному ничтожеству, упирая колено ему в грудь. Мальчишка сглупил, но за такое не убивают и всерьез не калечат. Он научит этого юнца вежливости — и сделает это даже не вполсилы. Так, слегка потреплет. Санхен сжимает пальцы на залитом кровью воротнике и бьет мальчишку по лицу тыльной стороной ладони.
    Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Надо бы слегка подправить ему лицо. Восемь. Под костяшками сжавшихся в кулак пальцев с хрустом ломается нос. Девять. В собравшейся толпе кто-то вскрикивает. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать. Кто-то подбегает к Азами и умоляет ее остановить это. Пятнадцать. Он не слышит, что точно она отвечает, но общий смысл улавливает: она не смеет вмешиваться, потому что мальчишка напал первым, зная, на кого нападает. Шестнадцать. Рука начинает слегка ныть от чужого как будто каменного лица, но он еще не закончил.
    — Знай, — семнадцать. — Свое, — восемнадцать. — Место! — девятнадцать. — Только попробуй, — двадцать. — Еще хоть раз, — двадцать один. — Поднять, — двадцать два. — Руку, — двадцать три. — На Хана!
    Двадцать четыре. Двадцать пять. Он замечает движение краем глаза, но никто так и не осмеливается прикоснуться к нему. Двадцать шесть. Его охрана знает, что он никогда не переходит черту. Двадцать семь. Они знают это на собственной шкуре. Двадцать восемь. Двадцать девять. Он чувствует предел всякого человека, а этому мальчишке достаточно... Тридцать.
    — Довольно с тебя.
    Санхен поднимается, брезгливо отряхивая ноющую руку. У этих неотесанных грубиянов крепкие кости — скорее ты сломаешь себе пальцы, вбивая в них почтение и умение себя вести, чем переломаешь им кости. Он отступает от распростертого на земле тела на несколько шагов и разминает сбитые о чужое лицо пальцы. Азами, скользя полами своего пышного платья по пыли, подходит ближе и накрывает его окровавленную руку синим шелковым платком с золотыми птицами.
    — Как нелепо. Как будто мне и правда может понравиться такая простушка.
    Она с улыбкой качает головой. Ревность толкает людей, в особенности таких недалеких, на глупости, а он всего-то был любезен. Мальчишка сам дал ему повод: как было не проверить, насколько хватит выдержки человека, который не способен подчинить себе даже такие примитивные чувства? Ненадолго, как он и ожидал. Санхен стирает кровь, обводит взглядом людей, суетящихся над затихшим наглецом, и простоватого вида девицу, из-за которой все и началось, а затем замечает девчонку, которая едва не попала им под ноги. На ее щеке россыпь алых капель — невинный цветок, вкусивший крови. Есть в этом что-то изысканно красивое, даром что нескладного ребенка не назвать ни изысканной, ни красивой. Он беззвучно усмехается, забирает у Азами свой меч, подходит ближе к девчонке и наклоняется, чтобы лучше разглядеть еще не успевшие остыть капли крови на белой щеке.
    — Испугалась?
    Он усмехается снова, одними губами, и протягивает руку, чтобы стереть кровь с бледного личика рукавом. Подумаешь, кровь — на темном, глубоком красном она не так уж видна. Не Хану бояться крови. Особо упрямое пятнышко Санхен стирает пальцем. Сейчас, проучив наглеца, он весел и добр, и даже невзрачные глупенькие девчонки, которые никогда не будут ему ровней, кажутся ему достойными толики внимания.
    — Как тебя зовут?
    — Су... Сузу.
    — А мой господин падок на невинные глазки маленьких простушек, — со смехом говорит Азами.
    Санхен улыбается и заглядывает девчонке в глаза, придерживая ее за подбородок.
    — Почему бы нет? Посмотрим, какой она станет, когда подрастет, — прежде чем выпрямиться, он щелкает девчонку по носу.
    Когда он возвращается к своей прекрасной госпоже Азами, она еще смотрит на девчонку хорошо знакомым ему насмешливым и снисходительным взглядом, а о недавней сцене напоминают только бурые пятна на земле. Азами Сато слишком красива, чтобы увидеть соперницу в невзрачном ребенке, который даже не принадлежит к семье совета, и она безусловно права. Забавы ради Санхен навестил бы эту девочку... но едва ли он вспомнит о ней спустя хотя бы год.
    — А ведь она будет ждать тебя, мой господин, — замечает Азами и в последний раз оборачивается на девчонку. — Готова поспорить, она будет вспоминать твое обещание долгие годы.
    — Какая жалость, — равнодушно отвечает он. — Не знаю, вспомню ли об этом обещании я.
    Тем более что на самом деле он ничего не обещал. Санхен представляет себе девчонку, которая день за днем высматривает его на дороге, будто бы и правда чего-то ждет, и снова смеется.

    0

    5

    Страх сковывает ему горло непривычно крепкой хваткой — даже когда десятилетия назад он остался с осознанием неизменности своей слепоты, он не чувствовал такого страха. Санхён ступает под крышу дворца на землях Сато — он не был под этой крышей долгие, долгие годы. Он бы вовсе не приходил сюда, если бы всё зависело лишь от него одного.
    — Могу я увидеть прекрасную Азами Сато?
    ❈❈❈На несколько мгновений он забывает, как дышать: пытается сделать вдох, но не может, и сердце сразу же срывается в стремительный галоп, как испуганная лошадь. Ему требуется мгновение, чтобы понять и вспомнить. Он приоткрывает рот, пытаясь вдохнуть, и, склонив голову, говорит, пока в его груди ещё остался воздух:
    — Здравствуй, госпожа моя Азами.
    Тогда ему, наконец, удаётся вдохнуть — он делает это жадно и с наслаждением. В прежние времена она была куда нежнее, но какой смысл вспоминать то, что было долгих шестьдесят лет назад? Он слышит шорох одежды и негромкий смешок, прежде чем слышит хорошо знакомый голос:
    — Время было немилосердно к тебе, Санхён. Ты постарел.
    — Время однажды возьмёт каждого из нас, — с затаённой нежностью говорит он. Он не слышал её голос уже очень давно, и... — Но, кажется, ты ему неподвластна.
    — Откуда тебе знать, глупый? — перед его внутренним взором она встаёт так ярко, как будто он видел её только вчера: она выпрямляется и вскидывает голову, глядя на него с пренебрежением, а затем — с подозрением. Она никогда не любила пустых комплиментов: ей и самой прекрасно известно, что она красива. — Ты слеп.
    — Я слышу твой голос. И твои шаги. У тебя походка тридцатилетней, — он улыбается. — И говоришь ты так же, как будто последний раз мы виделись лишь месяц назад.
    — Ты за этим пришёл? Рассказать мне, как хорошо я сохранилась, Санхён? Это всё?
    Она не в духе. Когда-то ему удавалось быстро успокоить её, когда она была рассержена или расстроена — эти два настроения у Азами Сато нередко шли рука об руку. Что он может сделать сейчас? Он отвечает не сразу, молчит, опустив голову, пока, наконец, не вздыхает.
    — А разве ты ждала меня?
    — Ждала? — ещё один, жестокий и насмешливый, смешок. — Чего я ждала, так это того, когда ты одумаешься. Много же у тебя ушло на это времени — или это ещё не всё? Нет? Я так и подумала, что нет. Так что же заставило тебя перестать бегать, как побитому псу, поджав хвост, и прийти ко мне?
    — Просьба, — ему приходится собраться с силами, чтобы выдохнуть это простое слово.
    — Просьба, — повторяет она и смеётся. — Просьба — вот и всё, что тебе нужно. Мне говорили, что ты изменился, Санхён — все уши об этом прожужжали, если говорить начистоту. Как по мне — ты не изменился ни капли: всё такой же самоуверенный и самовлюбленный, как и раньше. Просьба. Хорошо. У меня сейчас гости. Присоединяйся. А потом расскажешь мне о своей просьбе.
    Ему кажется, что свободный воротник сжимается на его горле, и на этот раз дело совсем не в её магии. Это всего лишь страх. Он медлит. Он слышит её шаги, два или три, и почти сразу она останавливается.
    — Ну? — нетерпеливо спрашивает она.
    Он так надеялся, что эта встреча будет короткой, и вскоре он исчезнет с её глаз — прежде чем случится всё, что может случиться, пока рядом с ним ходит, говорит и выдыхает воздух, которым он дышит, Азами Сато.
    — Не знаю, удобно ли будет...
    — Ты уже явился без предупреждения и заставил меня бросить моих гостей — едва ли моё удобство хоть сколько-нибудь тебя волнует, — она отчитывает его одновременно с холодным спокойствием и с едва уловимым раздражением.
    — Хорошо. Я рад, что могу снова быть твоим гостем.
    — Кажется, Исин уже устал дожидаться тебя снаружи. Невежливо было оставлять его там. Он, в конце концов, мой... сын моего свояка? Для этого вообще есть название?..
    ❈❈❈Ей не нужна магия, чтобы выбивать воздух из его груди и почву из-под его ног. Для этого достаточно одного её присутствия и звука её голоса. Гости оказываются её подругами — кроме них с Исином в беседке нет мужчин. Стоит Азами представить их, как женщины сразу же встречают их понимающим оканьем и смехом. Они слышали о них — о них обоих.
    Ему кажется, что этот вечер будет бесконечно, невыносимо долгим.
    — О чём же вы так долго говорили с нашей Азами? Мы успели подумать, что её выкрали из собственного дома, — смеётся молодая женщина справа от него.
    Санхён улыбается в ответ и выпивает ещё.
    — Я бы обязательно похитил её, но, кажется, такие верные подруги разорвут меня на части, если я попытаюсь.
    — О, кто знает — мы немного наслышаны о вас, аната Санхён, и нам весьма любопытны некоторые... ваши части.
    Они смеются этой незатейливой шутке, и никто не замечает, что говорившая кашляет, как будто подавившись воздухом.
    Ей не нужна магия, чтобы выбить воздух из его груди, чтобы подчинить его своей воле и внушить ему страх. И больше всего он боится не этих дружеских посиделок — он боится того, что будет позже. Но он не двигается с места, когда обладательницы звонких голосов и громкого смеха расходятся одна за другой, и когда Исин прощается со своей родственницей. Он думает: Матерь, дай сил, чтобы вынести её близость и остаться собой, потому что она растворяет меня в себе. Я по-прежнему хочу заставлять её смеяться и делать её счастливой, но что делать, если счастье её заключается в том, что внушает мне ужас?
    Она садится ближе и касается его рукой — ласково и бережно. Так она касалась его, когда больше не вжимала его в пол ногой и позволяла ему подняться, когда освобождала ему связанные руки или когда отбрасывала в сторону кнут. Она касалась его, и это было самое тёплое, самое сладкое прикосновение. Он тянется за её рукой и чувствует её дыхание на своём лице.
    — Я...
    — Нет, — уже не грубо, но всё ещё решительно обрывает она. — Я знаю тебя: раскроешь рот — и обязательно всё испортишь. Ты можешь сделать это и потом.
    Её пальцы сжимаются на воротнике, и она заставляет его встать и ведёт за собой.
    — Надеюсь, ты будешь вести себя хорошо.
    Он улыбается и качает головой.
    — Никогда.
    ❈❈❈— Теперь можно.
    — Что?
    — Твоя просьба, — её дыхание уже выровнялось. Азами перебирает его волосы и, кажется, накручивает прядь на палец. — Теперь — можешь всё портить.
    — Заколка. Верни девочке заколку.
    — Заколка моя. Следовало бережнее хранить то, чем дорожишь.
    — Азами, — он прижимается губами к её животу.
    — Какое тебе вообще до этого дело? — она отталкивает его и садится на постели. — Или ты стал таким святым, что теперь вступаешься за каждую пустоголовую идиотку? Никому не приходилось просить за то, чтобы мне вернули твоё кольцо! Знаешь, почему? Я его не теряла!
    — Я тоже не терял твоё.
    На тёмную комнату опускается тишина. Он слышит дыхание Азами, слышит, как она приоткрывает губы и проводит по ним языком, как сглатывает, как проводит рукой по коже и касается её ногтями, слышит, как она вздыхает. А затем её уже нет рядом, она ускользает, как порыв ветра, и он слышит перезвон её украшений в шкатулке, и что-то с тихим звяканьем падает на постель.
    — Хорошо. Если ты так просишь — забирай, — в постель она так и не возвращается.
    — Спасибо.
    — Столько возни из-за какой-то девчонки. Ты что... трахаешь её?
    Он поднимается с постели с негромким, неприкрыто насмешливым смешком и без спешки одевается. Это убедит её гораздо лучше любых слов.
    — Хорошо. Ты знаешь, что ты всё ещё мой, Санхён Хан. Можешь сколько угодно бегать, скакать по зелёным лугам и собирать веночки, или чем ты там теперь занимаешься, но ты по-прежнему мой. Я тебя пока никуда не отпускала.
    Он не вздрагивает. И надеется, что его спина выдаёт его гораздо меньше, чем выдало бы лицо.

    0

    6

    SANGHYUN HAN
    estas tonne — the song of the golden dragon
    https://i.imgur.com/GQMJVr3.gif https://i.imgur.com/qRuqur7.gif
    jang hyuk

    ———————  AT FIRST LIGHT  ———————
    if we lose this moment how will we ever know if someone can define our pain?
    https://i.imgur.com/nXwhohJ.png

    ИМЯ ПЕРСОНАЖА:
    Санхён Хан

    ВОЗРАСТ:
    100 лет (28.04.901)

    МЕСТО РОЖДЕНИЯ И ПРОЖИВАНИЯ:
    Ксинрао, сейчас живет недалеко от города, достаточно активно передвигается по всей Ошиале

    ПОЛОЖЕНИЕ В МИРЕ:
    Оши, Ошиала, семья Хан
    массажист и костоправ
    бывший офицер ошиальской армии

    СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ:
    В брак не вступил, отношений не имеет и не слишком стремится, потому что страсть лишает ясности мыслей (но жизнь такая штука, что не то чтобы ему это решать).

    БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ:
    Мицуко Хан — мать, занимает высокий военный чин
    Чжинхо Доан, — отец, торговец специями
    Венлинг Сато — тетя
    Синдзи Доан — брат
    Такэси Хан — сын по контракту с Кириэ Сато
    Санчхоль Сато — сын по контракту с Кириэ Сато
    Кадзу Хан — сын дитя любви в союзе с Азами Сато
    Бию Хан — внучка дочь Кадзу Хана
    Рэйна Хан — двоюродная сестра
    Зихао Сато — двоюродный брат

    ————  ONCE I WAS FREE TO FLY  ————
    my tale has just begun, nothing can take my faith away in my quest for the sun
    https://i.imgur.com/nXwhohJ.png

    I
    Нет лучшей судьбы, чем родиться Ханом — так думает юный Санхен, в свои пятнадцать уверенно держащий в руках меч. Он растет с этой мыслью всю свою жизнь: он гордится именем своей семьи, он с легким снисхождением относится к другим семьям и даже к собственному родному брату, которому судьба выпала стать Доаном; он жаждет стать настоящим Ханом и отличиться в военном деле, жаждет подвигов и почестей, и он несет в себе эту гордость и уверенность в собственной исключительности так, что она видна издалека. Он родился, чтобы быть солдатом и однажды умереть солдатом, он ничего больше в своей жизни не желал так горячо, как одной этой участи, он любил эту участь и себя в ней куда больше, чем он на самом деле любил свою землю и людей, живущих на ней — но некому было сказать ему об этом. Мальчишки не боятся смерти, потому что она бесконечно далека, но они боятся бесчестья и безвестности.

    Поистине, только жалости достойны те, кому Матерь не дала того величия, которое дала его семье. Молодой Санхен Хан — из тех прекрасных молодых людей, которыми гордится всякая семья, потому что он воспитан, дисциплинирован, неглуп и, что уж там, хорош собой и нравится и женщинам, и мужчинам. Его ждет блестящая карьера, а его дети обязательно унаследуют все его лучшие качества — уготованная ему дева из семьи Сато, несомненно, должна быть счастлива, что ей так повезло с мужчиной. Он почтительный сын, и он безукоризненно вежлив с членами других семей — о таком, как он, можно только мечтать, но чтобы узнать человека, надо смотреть не на то, как он говорит с равными, а на то, каков он с теми, кто ниже и слабее его. Это делают далеко не все — а кто делает, тот лишь отмахивается: «Молодежь шалит, с возрастом у него это пройдет». Они думают о том, что он станет старше, так, как будто это сделает его лучше. Санхен Хан станет старше и больше не будет путаться с женщинами с континента. Санхен Хан станет старше и больше не будет спорить на деньги, удастся ли ему очаровать чью-то дочь или невесту. Санхен Хан станет старше и больше не будет задирать тех, кто не может ему ответить. Санхен Хан станет старше и перестанет калечить солдат под своим началом. Санхен Хан станет старше, и люди вокруг больше не будут казаться ему игрушками, с которыми можно весело провести время в свое удовольствие. Кто из нас вел себя безупречно, когда был молод?

    Их семьи решают, что время пришло, и молодой господин Санхен Хан остается один на один с молодой госпожой Кириэ Сато. Она мила собой и даже, кажется, добра, но куда больше времени он проводит с ее сестрой Азами. Кириэ Сато — скучная до тошноты пустышка, и она быстро утомляет его: чем быстрее она понесет от него ребенка, тем быстрее он сможет избавиться от нее. Ее сестра — другое дело. Они быстро находят общий язык, и находят настолько хорошо, что он не одергивает Азами, когда та насмехается над младшей сестрицей или придумывает какой-нибудь очаровательно нелепый розыгрыш, который едва не доводит глупышку до слез. Он не смеется, разумеется — на людях. Он умеет быть безукоризненно вежливым. И, пускай это никогда не было сказано вслух, он бы предпочел сделать ребенка совсем другой женщине — и даже Кириэ не настолько жалкая глупышка, чтобы не понять этого. И разве он сделал что-то плохое? Он обязан всего лишь сделать ей детей и быть с ней вежливым — любить эту скучную женщину его никто не обязывал, и, право, он относится к ней даже лучше, чем мог бы, ей следует быть благодарной. Судьба промахнулась самую малость — но какую же досадную малость! И кто этому виной? Ясно ведь.

    Ханы получают еще одного ребенка, и Санхен души в нем не чает: он воспитает его настоящим Ханом, гордостью семьи. О другом своем ребенке, как и о матери своих детей, он спрашивает лишь из вежливости. Зато их с Азами Сато связь только крепнет. Но даже в тридцать шесть лет Санхен Хан никак не может стать старше — доходит до того, что мать требует его появления, и никто не знает за что, но она отчитывает его, как мальчишку. На следующее утро господин Санхен Хан появляется с разбитой губой, но остается только догадываться, как так вышло. Следующий месяц он ведет себя тише, чем обычно, но на этом его послушание и заканчивается. В сущности, он не совершает страшных преступлений, а слухи — что слухи?

    Матерь Всего Сущего любит своих детей и всегда прощает их, даже самых заблудших. Но даже у материнского терпения есть предел.

    II
    В 942 году на Ошиалу, скрывшись среди уважаемых линтисских гостей, проникает вор. Он уважителен и немногословен, и никому и в голову не приходит, будто бы от этого человека можно ждать зла. Санхен сталкивается с ним в той части дворца, где тот не имеет права находиться, находит охрану без сознания, а чужака — роющимся в ценных бумагах и чертежах, и без колебаний обнажает меч, чтобы наказать вора за вероломство и притащить его, как пса, на веревке на суд великих семей. Ошиала может гордиться своим сыном: он успевает ранить чужака, прежде чем враждебная магия впечатает его в стену до хруста в сломавшихся ребрах. Он успевает поднять шум. Он даже встает, опираясь на меч и шатаясь как пьяный. Он вбивает в чужака нож и впивается в него пальцами, пока его сознание не накрывает милосердная тьма.

    Эта тьма остается с ним навсегда. Санхен открывает глаза, но, кажется, кто-то закрыл ему лицо — ему требуется время, чтобы поднять руку, чтобы ощупать лицо, и чтобы понять. Целители ставят его на ноги, и от трещин в ребрах и переломов не осталось и следа, но вернуть ему зрение они не в силах. Его утешают: все это может быть временно, ему всего лишь нужно восстановить силы, и все будет как прежде. Санхен рычит, спотыкается, пытаясь сделать шаг, переворачивает столик, пинками расшвыривает упавшую на пол посуду, называет целителя и выводок лекарей безмозглыми и безрукими ничтожествами, требует сделать что угодно, но вернуть ему зрение, потому что иначе... Он и сам понимал, что его угрозы — как ветер, который пытается сдвинуть с пути гору, но он просто не знал, что еще сказать. И конечно, ничего не меняется: ни в ту же минуту, ни спустя месяц, ни спустя полгода. Он не видит: только различает тень от собственной руки на фоне светлого окна, иногда замечает силуэты людей, которые приходят навестить его — но больше ему не дано. Это был его первый урок смирения.

    Азами навещает его — раз или два. Она сочувственно прикасается к его руке, и он прижимает ее ладонь к своей щеке, пока она не отстраняется и не обещает навестить его позже. Следующее ее посещение — еще более короткое. После он ждет ее так долго, что, не выдержав и забыв о гордости, посылает за ней сам. Когда его слуга возвращается, чтобы сказать ему, что госпожа Азами Сато приносит извинения, но не может прийти, потому что ей не позволяют дела, он все понимает. Его счастье, что он не может видеть свою комнату после очередной своей вспышки. Он называет Азами двуличной сукой, называет ее коварной змеей, называет ее предательницей, называет ее бесчувственной тварью и обещает прозреть и притащить ее сюда, на это самое место, за волосы, чтобы она валялась у него в ногах просила у него прощения. Он этого так и не делает. Он так и не прозревает. Это был его второй урок смирения.

    Его сын Такэси проявляет сыновью любовь и почтительность и помогает ему вернуться к жизни, хотя Санхен и не слышит большой теплоты в его голосе. Второй его сын так и не появляется на пороге его дома. Однажды ему кажется, что он слышит голос матери своих детей, но он не уверен в том, ее ли это голос. Позже Такэси приносит ему трость и письмо, написанное госпожой Кириэ. Санхен вырывает его из пальцев сына и рвет его в клочья, потому что лучше бы женщина, для которой он никогда не мог найти даже хорошего слова, смеялась над ним, чем жалела. Это был его третий урок смирения.

    У Ошиалы достаточно молодых юношей и девушек, которые защитят ее, и слепцы Ошиале ни к чему. Другие будут защищать ее, другие будут ее солдатами и полководцами, а ему достались пустые похвалы и благодарности — и на этом его карьера закончилась. Господину Санхену Хану лучше отдохнуть: он и так уже достаточно отдал Ошиале, и Ошиала ему благодарна, потому что вор был схвачен. Но более Санхен не нужен. Уязвленная гордость требует доказать, что он еще на что-то способен, и он обращается к своему сыну и солдатам: он хочет проверить, чего стоит. Он не верит в то, что он может быть настолько жалок и бесполезен. Гордый и величественный, Санхен говорит: он не может всегда прятаться дома, и его телу требуются регулярные тренировки. Уже через секунду он оказывается на земле, сбитый с ног точным ударом, которого он не заметил, не услышал и не почувствовал, пока не было поздно. Его солдаты, которых он сделал лучше, сильнее и крепче, рады ему: в чем именно выражается их радость, он понимает, когда чувствует силу ударов. Каждый из них, оказываясь его противником, готов вколотить его в землю. Он снова стал ничтожнейшим из учеников, мальчишкой с зажатой в руках палкой, который может лишь гадать о том, откуда придет следующий удар. Они используют против него его приемы и его слова, и со временем он понимает: он оказался не способен воспитать в своих солдатах уважение, и единственное, что отделяет его от настоящих травм — это его имя, и больше ничего. Это был его четвертый урок смирения.

    И когда от гордого Санхена Хана больше ничего не осталось, и все, чем он был, обратилось в прах, он потребовал от своего послушного сына отвести его как можно дальше от людей, найти ему пещеру или хоть какое убежище от непогоды, и оставить там на неделю. Он не выносит людей. Он не выносит своего падения. Он не выносит своего положения, и все ему ненавистно настолько, что он думает о том, чтобы пощадить свою гордость и прекратить все разом: по крайней мере, его меч все еще при нем. Он надеется... он сам не знает, на что. Может, на то, что боги расскажут, за что наказывают его, и расскажут, что ему делать, чтобы вернуть себе зрение и стать таким, как прежде. Ему не дают ни ответа, ни хоть какого-то понимания. От сна на камнях болит спина, и он застужает себе локоть, но у него есть долгие дни и ночи, чтобы думать о том, что он делал и каким он был, и никто не мешает течению этих мыслей. Все, что он делал, вернулось к нему — но за что ему такое наказание?

    Когда боль в локте отступает, он набирается решимости и спрашивает своего врача: можно ли его, незрячего, руки сделать такими же чуткими, и научить его так же утешать боль? Он знает, как вправлять кости, он знает, что делать с переломами, он умеет зашивать раны, но таких знаний у него не было. Идет 947 год, и теперь гордый Санхен Хан, получив свою порцию тумаков в попытке заново овладеть искусством владения оружием, встает с земли и отправляется слушать наставления пополам с упреками в неуклюжести и бестолковости. Он узнает забытый вкус унижения заново: пускай он Хан, но он все равно никто, пока не овладеет хоть каким-то делом. Не умерев, он начал все заново и снова был глупым и бестолковым, как ребенок. Это был его пятый урок смирения.

    III
    Порой ему кажется, что зрение его становится более ясным. На самом деле он видит яснее не мир, более ему недоступный — он яснее видит самого себя. В путешествиях от одного учителя к другому у Санхена Хана достаточно времени, чтобы думать, но недостаточно тишины, чтобы достигнуть настоящей ясности. В 958 году он уходит от людей на полгода: ему приносят еду, но он не разговаривает ни с кем, и даже не встречается с людьми, чтобы не искушать себя. Там, в уединении, тишине и аскезе, ничем не скрытый от взора богов, он принимает большую боль и большое страдание: он не спрашивает у богов, как ему стать прежним, потому что в том и была его ошибка и его главный проступок — в том, каким он был прежде. И нечему и некому остановить эту муку, которую принимает душа, впервые так ярко увидевшая все сотворенное ей зло. Тогда и только тогда и приходит настоящая ясность — в слезах боли и раскаяния Санхен всем своим существом ощущает присутствие Матери, ее любовь и ее прощение, и он задыхается от восторга и плачет слезами радости. Он не отмучился свое. Не искупил. Не исправил. Но такова божественная суть, что Матерь всегда готова простить и не оставить без любви даже самого недостойного своего сына.

    Ощущение божественной близости и любви не может длиться вечно для смертного, несовершенного тела, но этого достаточно, чтобы придать ему сил. Он кланяется тем, кого когда-то гонял до кровавого пота. Он просит прощения у женщины, которую сильно любил и еще сильнее ненавидел. Он встает на колени перед женщиной, подарившей ему двоих здоровых сыновей. Путь освобождения от гордыни и злости долог, но он делает шаг за шагом. Десятилетиями, не торопясь, Санхен оттачивает навыки, перенимая знания мастеров из всех уголков Ошиалы, пока однажды его самого не называют учителем. Он учится слушать и разгадывать шаги нападающих, оружие, вспарывающее воздух, постукивание палочки по деревянной мишени. Он учится распознавать то немногое, что дают заметить ему остатки зрения. Он узнает себя. Он учится чувствовать мир заново. И к девяноста годам он думает: никогда прежде он не видел мир так хорошо, как сейчас. И он хочет увидеть еще больше.

    Хочешь полюбить ближнего — убеги от него, и тогда возгорится в тебе любовь к нему. У Санхена так и не вышло удалиться от людей, хотя он и пытался. Но попробуешь удалиться от людей — и обязательно тебя рано или поздно найдут, даже если ты скрываешься не в открытом всем доме с окнами на плодовые сады. И ведь найдут не с какой-нибудь чепухой: будут просить совета или помощи — не прогонишь же ради собственного уединения? Лет пять он упорствовал в своих попытках удалиться от людей — а затем махнул рукой: разве не для того он нужен, чтобы служить людям?

    НАВЫКИ И СПОСОБНОСТИ:
    — С марта 1001 года видит ауры живых существ.
    — Говорит на ошиальском и имперском — для общения с гостями. Знает по паре-тройке простых фраз из драйдельского и линтисского.
    — Был весьма одаренным мечником, но и сейчас благодаря обостренному слуху и не полной потере зрения может сильно удивить противника. (А в темноте или ночью ему вообще нет равных.)
    — Отлично метает ножи на слух — если когда-нибудь волей судьбы ему придется оставить Ошиалу, сможет устраивать отличные представления с прекрасными молодыми ассистентками на ярмарках большой земли.
    — Умеет вправлять кости, лечить разнообразные боли в теле, разбирается в акупунктуре и акупрессуре.
    — Обладатель крайне чуткого слуха и обоняния и не менее чутких рук.
    — Вполне самостоятелен в бытовом плане: сам себя может накормить и одеть, сам ориентируется в пространстве и сам передвигается.

    ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ:
    — Потерял зрение не полностью: различает свет и тени, замечает быстро движущиеся объекты, но не видит неподвижные.
    — Носит короткий хвандо в трости. В отличие от себя молодого, предпочтет не только не пускать его в ход, но и вообще не доставать, если его не вынудят. Дома хранит кое-что из старого оружия: свое прошлое он не одобряет, но оружие не виновато в том, что его держали недостойные руки.
    — В большинстве случаев не берет плату деньгами: многие люди отдариваются ему когда смогут и чем смогут.

    —————— IF TOMORROW CAME  ——————
    i'm  not  sure about a thing, you know days are long in the haze, as if  tomorrow  came
    https://i.imgur.com/nXwhohJ.png

    ПЛАНЫ НА ИГРУ:
    Бродить по Ошиале, втягивать сюда все больше и больше людей, вести умные речи, отправиться в путешествие в нижний мир. В квесты тоже хочется (всегда).

    СВЯЗЬ:
    Galahad Beauregard

    ПУТЬ НА ТОТ СВЕТ:
    Удалился от мира, отшельничает, постигает себя, но иногда его продолжают находить страждущие.

    0

    7


    Слепой тигр: двенадцать антиподвигов Санхёна Хана
    кровь, секс, наркотики и панк-рок в ханских тонах в ошиальской торговой республике
    издание расширенное и дополненное

    Антиподвиг первый. Баронские роды Линтиса

    С вами новая рубрика «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: кровавые схватки, секс, наркотики и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике.
    Подвиг первый: Санхён Хан дал Линтису не много не мало, а целый баронский род — или точнее будет сказать, что он сделал неоценимый вклад в один из едва не угасших баронских родов и, так сказать, влил в него свежую кровь. Как же так вышло? А вышло это так, потому что в те времена, когда Санхён был молод и чуть менее прекрасен, чем он есть сейчас (читай — он был молод, а ещё он был знатным мерзавцем), он неплохо умел прыгать в чужие постели (подробности — в следующих выпусках) и при этом не то чтобы не умел, а в принципе не слишком заботился о том, чтобы вовремя вытаскивать. Вот так у одной милой леди появился весьма приметный ублюдок, который, даже не зная отца, был на него очень похож, а потому взял все, чего хотел, мечом. Имя этого ошиальского ублюдка (что? без всякой задней мысли, ублюдок есть ублюдок) — Диаш Танкреди, и он такой self-made man, что все ещё должны ему позавидовать. Будучи очевидно (связь с оши — опасная штука, не скроешь, как ни старайся) ублюдком, Диаш не мог рассчитывать на милость короны по праву рождения и потому взял эту милость мечом и кровью. Веса этого меча и пролитой крови было достаточно, чтобы на другую чашу весов линтисская корона бросила обезглавленное арферинское баронство — а в нагрузки с баронством Диашу досталась и женщина. Вроде бы любимая. Или нет.
    Так или иначе сам Санхён Хан до сих пор даже не догадывается о том, какую кашу заварил, однажды не вытащив. Хорошо это или плохо — история рассудит, но факт есть факт: именно благодаря тому, что один одиозный оши изменил любви всей своей жизни, у Линтиса теперь есть ещё одна горячая голова, преданная короне и готовая защищать Арферин.
    Но вытаскивать всё равно надо уметь. Будьте нормальными людьми, не будьте как Санхён Хан.

    Антиподвиг второй. Первый сексуальный опыт

    Привет, ребята, вы слушаете подкаст «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: убийства, секс, наркотики и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике.
    Когда Санхёну Хану было тринадцать, он впервые распробовал секс. Как? Очень просто. Так как Санхён родом из уважаемой и обеспеченной семьи, то как только он начал интересоваться этой стороной человеческих отношений, его матушка, уважаемая Мицуко Хан, вызвала к себе молодую служанку, уже выполнившую обязательства по своему контракту, и заплатила ей за то, чтобы та позаботилась о Санхёне, чтобы избежать чреватых последствиями экспериментов и сомнительных приключений — вот так легко и просто решаются такие вопросы в обеспеченных ошиальских семьях, учитесь. Санхён оказался способным учеником и быстро научился всему, что она могла дать. И так ему это понравилось, что уже спустя год его мать была вынуждена отослать подальше из города ту же служанку, которой когда-то и заплатила. Как вы думаете, почему? (Нет, не потому что он не вытаскивал, он на тот момент ещё не настолько обнаглел.)
    Потому что ему так понравилось это новое занятие, что его учителя начали жаловаться на регулярные опоздания юного Хана на уроки, а иногда на то, что он вовсе не появлялся на этих уроках, и находили его обычно в объятиях известной особы — если находили, потому что со временем он научился прятаться и прятался обычно в таких местах, в какие порядочному ребёнку из порядочной семьи даже и заходить не стоит. Если верить слухам, отосланная прочь служанка тоже на что-то жаловалась, но так как её жалобы мало кому были интересны, предмет этих жалоб история не сохранила.
    Если учитесь чему-то, учитесь хорошо. И, разумеется, вытаскивайте, если вам есть что вытаскивать. Не будьте как Санхён Хан.

    Антиподвиг третий. Лошади и спор с главой семьи Хан

    Привет, ребята. Это третий выпуск подкаста «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: бойни, возлияния, секс-скандалы и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике. И сегодня для разнообразия мы поговорим не о сомнительных сексуальных достижениях Санхёна, а о чем-нибудь еще — но тоже сомнительном.
    Когда чаша терпения предшественницы Нари Хан была переполнена, она попыталась обуздать дурной нрав Санхёна Хана и, ссылаясь на непростые для семьи времена (было бы желание, а назвать непростыми можно любые времена), запретила ему покидать город для охоты и «прочих развлечений» (до нее, конечно, доходили разные слухи, но ей не хотелось даже повторять их вслух), чтобы не оставлять семью без защиты. А чтобы быть уверенной в том, что Санхён Хан выполнит распоряжение, она предложила поддержать армию Ханов, передав ей всех более не нужных ему лошадей: тех, на которых ездит верхом сам, и тех, которых держит для свиты, и оставить одну, необходимую для поездок. А когда глава семьи что-то «предлагает», остается только согласиться, не так ли?
    И так. И не так.
    Санхён Хан очень любил своих лошадей. Как положено человеку его положения, он неплохо разбирался в лошадях, заботился о них, берег и полагал, что его лошади — одни из лучших на островах. И такое сокровище отдать, пускай и по приказу главы семьи? Когда ее адъютант в сопровождении нескольких солдат и слуг въехал в ворота семейного дворца, Санхён Хан встретил его сам и лично передал ему любимых и нежно лелеемых лошадей: он взял меч своего охранника и зарубил всех, кроме одной. На то, чтобы убить восемь стоящих у коновязи лошадей, ему хватило двух минут — даже держащая меч рука устать не успела. После этого он сокрушался: отдать главе семьи ему при всем желании нечего — но ее посланцы могут забрать этих испустивших дух лошадей, если они так сильно этого хотят.
    Ну и уже традиционно: не будьте как Санхён Хан ¯\_(ツ)_/¯

    Антиподвиг четвёртый. Генерал Цзыгао Хан

    Привет, ребята. С вами подкаст «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: кровь, секс, опиум и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике. Я тут пытался рассказать вам о чем-то, не связанном с сексом, но вы меня захейтили за это, поэтому продолжаю освещать вопрос сексуальных похождений нашего героя. Сегодняшний, четвертый, выпуск — как нельзя кстати в свете выхода полной библиографии небезызвестного материкового драматурга: он бы наверняка оценил.
    Итак, 918 год. Санхёну Хану семнадцать лет. Он молод, хорош собой, неглуп, умеет нравиться людям, амбициозен, у него явный талант к военному делу, что уже не раз отмечали его учителя — все говорит о том, что его ждет большое будущее и блестящая военная карьера. А еще у Санхёна к этому моменту уже почти четыре года сексуального опыта: в прислуге недостатка нет, и если ты не можешь их уболтать, ты всегда можешь их купить — и это если вообще придется покупать, потому что напоминаем: он молод, хорош собой и довольно обаятелен, когда хочет кому-то понравиться. В общем, отличная заготовка для молодого всеми обожаемого офицера. Не хватает одного — человека, который поможет ему сделать карьеру. На мать большой надежды нет, она из честных, а Санхёну хочется всего и сразу, он не собирается ждать, да и зачем? Достаточно просто найти подходящего человека. И, разумеется, этого человека он находит.
    Цзыгао Хан — опытный генерал, уважаемый человек, опора действующей главы семьи Хан, обладатель непростого характера, дальний родственник Санхёна, а еще, скажем так, человек уже откровенно немолодой. Да, даже по ошиальским меркам. Когда-то он состоял в браке, но его супруг уже больше полувека как мертв. И да, все знают, что генерал рассматривает женщин только как боевых товарищей, а вот на молодых юношей посматривает до сих пор. Сам генерал привлекательным не был даже в молодости, но разве это препятствие для любви? Именно так думает Санхён и приступает к решительным действиям. Встретиться с Цзыгао — само по себе несложно, Санхён встречался с ним и раньше, но, решив, что генерал будет человеком крайне полезным, он переходит к решительным действиям. К чести его стоит сказать, что этот интерес первоначально не был односторонним: Цзыгао льстило внимание молодого, красивого и перспективного юноши, о котором он слышал немало хорошего — чем не преемник? Санхён искал любой повод для встречи, затем — для разговора, а затем — для возможности остаться наедине, он слушал генерала и разве что не в рот ему заглядывал. И ясное дело, к чему это привело: генерал, даром что немолод, крест пока на себе не поставил и ничего против такой связи не имел. А уж неопытность молодого человека в интимных связях с собственным полом и вовсе вскружила ему голову. Санхён, разумеется, ломался: говорил, что его влечение могут неправильно истолковать, что решат, будто бы он хочет сделать карьеру — и так далее, и так далее. Но после долгих уговоров и обещаний, что они сохранят все в тайне, согласился — и прямо-таки бросился в объятия своего первого любовника. Связь эта длилась несколько лет: Санхён успел завершить обучение и даже служил под началом своего любовника. Кстати, все эти годы про женский пол он также не забывал, и Цзыгао даже знал о некоторых таких связях, но ничего не говорил: пускай юноша иногда развлекается, не на привязи же он сидит, да и связь у них тайная. Он же не хочет повредить карьере такого чудесного молодого человека, не так ли? Наоборот, он хочет помочь — что он и делал, и делал довольно осторожно.
    Цзыгао Хан умер в 925 году, не вынеся позора собственного изгнания. Двести лет его службы завершились громким скандалом: его обвинили во взятках и контрабанде, и он был в шаге от обвинения в шпионаже, но тут уже сыграла его безукоризненная служба. Ханы, конечно, не стали поднимать шум: они ведь тоже не хотели позора — поэтому генерала тихо «ушли» со службы и отправили в отдаленное поместье. Молодой офицер Санхён Хан во время расследования говорил, что замечал некоторые странности за Цзыгао Ханом, но и подумать не мог, будто бы тот действительно способен на такие преступления, пока не получил неопровержимые доказательства. После ухода со службы Цзыгао Хан не прожил и года. А вот карьера Санхёна Хана пошла в гору, чему немало поспособствовал преемник Цзыгао.
    Будьте хорошими людьми. Не будьте как Санхён Хан.

    Антиподвиг пятый. Как встретиться с кицунэ и остаться в живых

    Привет, ребята, с вами пятый выпуск подкаста «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: бунты, извращения, наркотики и панк-рок. И сегодня мы снова немного отойдем от сексуально-аморальных вопросов из прошлого Санхёна — можете закидать меня сапогами, но я не вывожу каждый раз думать, какое он говно.
    Вернемся еще немного в прошлое. Представьте себе маленького, розовощекого, пышущего здоровьем, хорошо питающегося мальчишку в новенькой, с иголочки ярко-розовой одежде. Представили? Вот именно так выглядел шестилетний Санхён, когда вместе с охраной возвращался домой через лес. Аппетитное зрелище, не так ли? Именно так и подумал некий кицунэ: от этого бочка я бы откусил. Увы, Санхён — не Колобок. И даже если бы он был Колобком, тот плохо кончил именно с лисой. А так как никто в здравом уме не рассчитывал, что ребенка придется отбивать от кицунэ, исход стычки был предрешен.
    Картина была живописная: гора трупов, разбегающиеся лошади, один довольный собой кицунэ и один совершенно охуевший от происходящего мальчишка. А тут надо сказать, что у Санхёна была одна особенность: чем больше на него давили, тем больше была вероятность, что он ответит на это давление соразмерной агрессией. Или даже несоразмерной, а гораздо хуже. Надо ли говорить, что давление на шестилетнего мальчишку, встретившего хвостатого людоеда, было таким, что он, и без того ребенок с мерзким характером, окончательно охуел от страха? Не то чтобы он там думал подороже продать жизнь или что-то еще — просто в голове что-то перещелкнуло, и мальчик в непонятной ситуации пошел по единственному хорошо ему известному и понятному сценарию: он закатил скандал. Если вы думали, что шестилетний ребенок способен сказать только «Тебя излупят плетками, и ты полюбишь меня как миленькая», — вы просто не встречались раньше с избалованными ошиальскими детьми. В тот день Чжун Кай узнал о себе много нового и даже заслушался: иначе как объяснить, что время шло, а от мягкого бочка шестилетнего мальчишки никто ничего не откусил? Так, коготком потыкали, и то не всерьез. И он даже выжил. (Но кто знает, не обязаны ли мы Чжун Каю тем, что Санхён в своей дальнейшей жизни был... немножечко своебразным? Когда тебе шесть, а у тебя на глазах убивают всю твою охрану и собираются тебя сожрать — это, знаете ли, накладывает отпечаток.)
    Сам Санхён впоследствии эту историю вспоминал редко, потому что гордиться здесь по его мнению нечем. Однако вы пробовали оказаться в заведомо проигрышном положении в одном лесу с кицунэ-людоедом и остаться в живых? А он жив и здравствует до сих пор.
    Но вообще-то не будьте как Санхён Хан: уметь рассказать собеседнику, что он говно — это навык, конечно, полезный, но в большинстве случаев последствия бывают диаметрально противоположными. А потому — не надо так.

    Антиподвиг шестой, или что делать, когда тебя не хотят
    Вы можете прочитать об этом антиподвиге — или послушать Матушку Рос.

    Привет, ребята, с вами подкаст «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: убийства, сексуальные девиации, опиум и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике. И это шестой выпуск. Да-да, если вы уже притомились, то мы наконец дошли до середины.
    У вас когда-нибудь было такое, что вас отшили, и вы решили: «Она меня не любит, а любит Хосона. Не, она как хочет, но им обоим не жить». Нет? Странно. Потому что именно так начался один из дней Санхёна Хана в 940 году.
    А теперь — с самого начала. Однажды, отдыхая от трудов праведных, Санхён встретил свою новую любовь — молодую, красивую, изящную. Такие любови у него случались если не раз в полгода, то раз в год наверняка: что поделать, он падок на красивые вещи. Что делать, когда тебя настигает любовь? Если ты красивый и обаятельный и вообще Санхён Хан, то свои чувства в узде держать ты, понятное дело, не будешь (а зачем?), так что любовные терзания и боязнь признаться мы отбрасываем. Похищение и насилие, кстати, тоже, и тут дело не в благородстве, а в том, что для Санхёна, большого любителя охоты, добиться взаимности от нового любовного объекта — это тоже часть процесса, и часть настолько приятная, что иногда просто считать себя победителем приятнее непосредственно близости: ну что близость, что он там не видел и не пробовал? Значит, что остается, если ты Санхён Хан и немного влюблен? Оказывать знаки внимания, искать встречи, вести умные разговоры и быть очаровательным, а затем — получить награду за труды. Надежный план, не так ли? Вот только на этот раз он не сработал. Санхён, прости, но ты странный. И вообще мне больше аната Хосон нравится. Ну или что-то в этом духе.
    То есть вы понимаете, да? Санхёну Хану отказали. Да еще и сказали, что он в чем-то уступает кому-то там еще, и ладно бы достойному сопернику, так нет — человеку без происхождения и даже без особой красоты. А такое сносить нельзя. То есть, конечно, сначала он попытался настоять и предпринял еще пару попыток убедить возмутительно строптивую девицу в том, что таким, как он, не отказывают, и вообще такие предложение, знаете ли, на дороге не валяются, но успеха не добился. А что делать, если ты Санхён Хан и не можешь получить желаемое? Правильно, уничтожить это. И вот то, второе, уничтожить тоже.
    Вообще уничтожить человека, когда между вами целая социальная пропасть — это так просто, что даже страшно. Или смешно, кому как. Очернить даже безупречную репутацию не слишком сложно, если умеючи — это Санхён знает уже давно, еще со случая с генералом (четвертый выпуск нашего подкаста). И вот уже ты, Санхён Хан, человек непростой, но имеющий много полезных связей, разыгрываешь старый проверенный ход: подложные обвинения. Молодую актрису обвиняешь в воровстве, ее любовнику — подмачиваешь репутацию. В общем-то, ничего такого, что он не пробовал хоть раз. Суд шел быстро, влиятельных друзей, готовых за нее вступиться, у девушки не было, охраняли ее не слишком старательно, потому что а куда она денется, и все, в общем-то, было уже ясно... так? Так да не так. Если вы думаете, что для Санхёна это как-то слишком просто, то... вы правы. Потому что однажды ночью девушка сбежала. И сбежала не одна — ей помог тот самый человек, которого она выбрала, отказав Санхёну. И, конечно, Санхён этого ждал — так ждал, что сильно разочаровался бы, если бы побег не удался, или если бы девицу вообще никто не пришел спасать. У него, знаете ли, были планы на это спасение.
    Как вы понимаете, Санхён не мелочился: если уж мстить за отсутствие благосклонности, то наверняка. Да и вообще, когда проворачиваешь такие вещи, чем меньше людей потом будет об этом болтать, тем лучше. Разумеется, он бросился в погоню: как же так, такой скандал, такой удар по репутации! И вообще-то, располагая всеми ресурсами, какими располагаешь, когда ты Санхён Хан, догнать беглецов — вообще не сложно. Загоняя их, Санхён чувствовал не меньший азарт, чем на охоте — и расправился таким же образом, стрелял он в те времена весьма и весьма метко. Когда один человек бежит из заключения, а другой в этом ему помогает, разве эти люди могут быть невиновными? Уж наверное они сбегают от наказания. Тогда зачем ждать до суда? Можно ведь просто застрелить их при побеге. Выстрелы были меткими, вышло красиво — Санхён долго потом этим гордился.
    Не будьте как Санхён Хан. Лжесвидетельство и убийство — это не только грех, но и статья, не надо так.

    Антиподвиг седьмой. Некоторые любят помладше

    Привет, ребята. С вами подкаст «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: драки, агрессивный флирт, опиум и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике. Я буквально чувствую в воздухе недовольство Розмари, поэтому продолжаю секс-рубрику. Итак, о сексуальных подвигах.
    Среди старых приятелей Санхёна есть такие, кто воспринимает его руки не только как часть тела или, скажем, рабочий инструмент. Точнее как инструмент, но... иного толка. И дело не в том, что Санхён перетрогал и перетрахал всех своих старых знакомых. Дело в том, что какое-то время Санхён пользовался некоторым успехом у некоторых женщин постарше. Ну знаете, этот период лет в шестнадцать, когда сверстницы уже приелись и ничем удивить не могут, а в это самое время на тебя, молодого, улыбчивого и легкого в общении, начинают обращать внимание женщины, которые еще далеко не стары и многое попробовали, многое умеют и многое знают и тянутся к твоему... очарованию юности. Не знаете? Странно. Если так подумать, то почему бы паре скучающих уважаемых дам не обратить внимание на страстного, легко влюбляющегося юношу? Он хорошо воспитан, из приличной семьи, умеет поддержать разговор, смотрит с восхищением... ну и не будем забывать, что он просто очень красив, а это как бы главное достоинство молодого человека, который нужен исключительно для радостей жизни. В среднем такие связи длились около полугода, обычно даже меньше: не настолько он был интересным собеседником, чтобы держать его при себе подолгу. Прости, Санхён, но ты странный.
    И если некоторые женщины заканчивали их связь с толикой разочарования, то сам Санхён... о, сам Санхён с удовольствием набирался опыта. Его, кстати, именно тогда просветили на тему того, что неплохо было бы вытаскивать, знаете ли. Ну и о многом другом рассказали — и показали, конечно, и дали попробовать, и вообще. Правда не обходилось без всяких инцидентов. Санхён, конечно, лишний раз не трепался о том, где и у кого пропадал, но случалось всякое. Например, в кругу его знакомых есть маг по имени Шэнли, который до сих пор вспоминает, как однажды пришел по срочному делу к своей уважаемой матушке, а застал ее в довольно пикантном положении. Скажем так, когда он видит пальцы Санхёна, думает он отнюдь не о массаже, а — да, именно о том, где находились эти пальцы, когда Шэнли открыл дверь.
    Так что, может, Санхён и не травмировал собственного сына, который всего лишь услышал подозрительные стоны и не сразу, но догадался, чем там занимается за дверью его отец, но в молодые годы он совершенно точно травмировал пару чужих сыновей (человек в буквальном смысле тра... в смысле спал с чьими-то мамками) — конечно, далеко не все они, так сказать, видели его за делом, но некоторым есть что вспомнить.
    В общем, не будьте как Санхён Хан и постарайтесь не спать с матерями своих приятелей.

    Антиподвиг восьмой. Бондаж

    Привет, ребята. С вами подкаст «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: торговые войны, секс, наркотики и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике, и это запоздавший восьмой выпуск. Я все думал, что бы такое рассказать, потому что даже мне самому уже слегка подприелось грязное белье Санхёна, которое совершенно не заканчивается (и мне еще им играть, знаете ли), поэтому сегодня на красивой восьмерке будет что-нибудь попроще и поприятнее.
    В те далекие и когда-то казавшиеся ему прекрасными времена, когда Санхён был почти неразлучен со своей прекрасной и бесподобной Азами, они делали вместе много интересного и, скажем так, нетривиального, и я сейчас не говорю о том, что когда жизнь вдвоем становится скучной, в нее на время можно позвать кого-то третьего — они и вдвоем находили, чем заняться. У Азами дома было, знаете ли, очень много очень длинных веревок. И Азами ими отнюдь не помидоры подвязывала. Время от времени эти веревки затягивались на ком? Ну уж точно не на самой Азами!
    Обвязки — это классно. Наверное, кто-то из знакомых Санхёна время от времени замечал, что тот двигается как-то немного иначе, но вряд ли это было настолько заметно, чтобы подолгу задаваться вопросами. Все эти знакомые наверняка удивились бы, если бы ему пришлось раздеться: зрелище получалось настолько же впечатляющее, насколько слегка пугающее. К счастью, раздеваться ему не пришлось, но было немало волнительных моментов. И он ходил так подолгу: муштровал солдат, упражнялся с оружием, ездил верхом, охотился, любовался цветением сакуры — в общем, делал то же, что и обычно, и вида не показывал, что что-то не так.
    В конце я обычно говорю «Не будьте, как Санхён Хан», но, кажется, выпуск про Санхёна и бондаж — это самый безобидный и безопасный выпуск во всей подборке его антиподвигов, и если вы и ваш верхний не забываете о безопасности — то будьте и делайте что хотите.

    Антиподвиг девятый. Как воспитать настоящего солдата

    Привет, ребята. С вами подкаст «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: бойни, насилие, опиум и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике. Мы потихоньку подбираемся к концу, но пока мы еще не заканчиваем, надо успеть рассказать еще немного не только про секс — в прошлом выпуске как раз упоминались солдаты, и это все не просто так.
    Как правильно воспитать настоящего солдата? У Санхёна Хана за годы службы сформировался целый список правил, которые никогда не были записаны, но держались в памяти насмерть и были почти святыней. И этим правилам он следовал всегда.
    Так как же вымуштровать солдата? Заставляйте его выполнять самые идиотские приказы и заучивать бредовые ответы на бредовые вопросы, пока привычка подчиняться приказу и делать как говорят не въестся ему под кожу, и он больше не задавал дурацких вопросов: армия — это, знаете ли, не место для индивидуальности и раздумий о бренности бытия. Кормите его мало, потому что сытый и довольный солдат — плохой боец. А вот бейте много: чем больше вы его гоняете, тем больше вероятность, что при реальном столкновении он останется в живых, так что нечего миндальничать. Регулярно напоминайте ему, где его место, и насколько велика пропасть между им и вами: говорите с ним и даже смотрите (лучше даже не на него, а мимо, а на него только по праздникам, чтобы знал, рожа, какую ему честь оказали) так, чтобы он чувствовал эту пропасть каждую секунду и помнил, кто он и что он. Нагружайте его работой, чтобы у него не было свободного времени, потому что свободное время — к дурной голове, а дурная голова толкает на идиотские поступки, пускай выматывается так, чтобы из желаний у него осталось только есть, пить и спать. Отдавайте предпочтение настоящим тренировкам, а не обучению: лишний ум и знания солдатам исключительно вредны, они мешают выполнять приказы. Гоняйте его не просто до седьмого пота: седьмой пот — это мелко и незначительно, это пройдет с первым же мытьем; нет, пот в идеале должен быть кровавым. Пока нет хоть капли крови, ничего не выучено, и вы потратили время и силы зря. Солдат — это такое животное, которое понимает только язык боли, и поэтому все самое важное и необходимое в него надо попросту вбить: потом еще спасибо скажет, когда поймет, что для него же и вы и старались.
    Жестокости Санхён никогда не чурался — пожалуй, даже находил в ней некоторое удовольствие. Ну подумаешь, там кому-то руку сломал, тут — пару пальцев, а здесь вот плечо выдернул из сустава: в следующий раз-то будут осторожнее, разве нет? Сказать, что его в те времена боялись — это ничего не сказать. Для простых солдат Санхён Хан был не просто командиром — он был прямо-таки зверем, который за любую провинность может втоптать тебя в землю вполне буквально. При этом его не просто боялись: Санхён прекрасно понимал, когда надо надавить, доломать и раскатать человека тонким слоем по земле, а когда надо побыть добреньким и понимающим, и довольно успешно чередовал кнут с пряником, а потому страх к нему обычно сплетался с некоторой толикой восхищения. (Находились, кстати, и те, кто считали такие методы вполне приемлемыми, тем более что они не слишком отличались от методов большинства командиров — жестокие нравы, жестокие времена, что поделать.)
    Надо ли говорить, что при такой муштре под его началом служили только самые образцовые и дисциплинированные — просто пионеры всем ребятам примеры?
    В общем, не будьте Санхёном Ханом: мы уже знаем, что ничем хорошим это впоследствии для Санхёна не закончилось.

    Антиподвиг десятый. Живопись
    Вы можете прочитать об этом антиподвиге — или послушать Матушку Рос.

    Привет, ребята. С вами десятый выпуск подкаста «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: жестокость, секс, наркотики и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике.
    Глубокая декабрьская ночь. В семейном дворце чутко спящая Мицуко Хан просыпается из-за того что за дверью переговаривается прислуга. Преодолев первый порыв, взгреть двух нерадивых служанок за то, что мешают ей отдыхать, она прислушивается. То, что она слышит, заставляет ее отбросить одеяло, спешно одеться и вместе со слугами и парой солдат из охраны направиться к дворцовому крылу, в котором живет ее сын. Еще на подходе она слышит то, что так горячо обсуждала прислуга: грохот, звон, громкий смех и визг. Мицуко Хан входит, распахивает двери — и замирает, так и не сделав ни шага в комнату, от стены и до стены устланную циновками...
    Что же произошло в декабрьскую ночь 934 года? Чтобы это объяснить, надо отмотать время еще на пару недель. Тогда Мицуко Хан принимала у себя старую подругу и по секрету поделилась с ней опасениями насчет своего сына — молодого и перспективного Санхёна Хана. Он стремительно делает карьеру, у него два здоровых сына: конечно, не дочери, но сыновья — это тоже неплохо, и к тому же его любовница, Азами Сато, совсем скоро должна родить, и, может, у Санхёна, что бы ни говорили лекари, все-таки будет дочь. Казалось бы, о чем переживать? Ну, Мицуко Хан — не слепая: сын может скрыть свои похождения от других людей, но ей известно чуть больше. Подруга, которая не слишком-то серьезно восприняла эти опасения, дала совет: пускай сын займется музыкой или живописью, чтобы обуздать и направить его кипучую энергию в более спокойное русло. Подумав, Мицуко Хан соглашается: оба эти занятия более чем благородны и приличны для самых достойных людей, но до сих пор ее сын не показал больших талантов ни в первом, ни во втором — а какая же жалость! Как вы понимаете, сам виновник всех переживаний такой заботы не слишком оценил и вообще сослался на то, что у него вообще-то времени нет на такие занятия, но — странное дело — обещал подумать.
    А теперь — к событиям двадцать первого декабря 934 года. Только вчера у Санхёна Хана был большой праздник: родился его третий, на этот раз по-настоящему желанный, а потому безоговорочно любимый сын, которого родила ему любимая женщина. Разумеется, это надо отметить. Он собирает всех своих друзей, музыкантов, танцовщиц, пьет, всех угощает, со всеми целуется — короче, радуется жизни. Но что такое один день попойки, когда случается такая радость? Санхёну, конечно же, хочется как-то выразить эту радость, сделать что-то особенное, невероятное, что он никогда прежде не делал. И он бы не был он, если бы не придумал, что делать.
    Когда Мицуко Хан открывала дверь, она, слыша истошные визги, готовилась к худшему. Но едва ли она была готова к тому, что увидела. Как мы уже знаем, вся комната, в которую она вошла, была устлана циновками — в несколько слоев, чтобы точно не попортить блестящие полы. Поверх циновок было растянуто белоснежное полотно, рядом с ним стояла пара горшков с темной жидкостью, а над ними стояли обнаженные девушки и юноши: кто-то стыдливо прикрывал наготу, а кто-то наоборот вовсю смеялся и перешучивался с гостями Санхёна — те сдвинули стол с едой и выпивкой к стене, хохотали так, что едва не валялись на полу и вовсю раздавали советы. А что же сам Санхён? Сам Санхён стоял почти в центре комнаты, растрепанный и полуодетый, и держал вверх ногами молодую, голую, отчаянно визжащую и смеющуюся (Санхён был бы не Санхён, если бы хотя бы пару раз его руки не подержались за что-нибудь поинтереснее талии и ног) танцовщицу. Ее длинные распущенные волосы оставляли на белом полотне отчетливый, темный, влажный след туши. Когда смех вдруг затих, Санхён обернулся к двери и едва не выронил свою импровизированную кисть, но ей повезло: он сохранил самообладание, сказал ей собрать волосы и даже поднял на руки, чтобы отнести за границу полотна и не запачкать его лишними пятнами.
    Как вы думаете, что ответил своей матери Санхён Хан, когда она задала резонный вопрос: а что здесь вообще происходит, и что это ты устроил? Конечно же, он сказал: я занимаюсь живописью, матушка, как вы и хотели.
    Сошло ли ему это с рук? В общем-то да. В сущности, ничего предосудительного Санхён как всегда не сделал — никого не раздевал и участвовать в своих забавах не принуждал: зачем, если можно заплатить, а то и просто уболтать?
    А что же писал Санхён Хан в ночь двадцать первого декабря девятьсот тридцать четвертого года? Вообще-то он писал вид на Хмурую гряду с противоположного берега озера, но угадать в этом можно разве что в целом горы и озеро, и то если приглядываться — что даже неплохо для такой манеры исполнения. Полотно он затем подарил госпоже своей Азами, а что с ним стало потом, Санхёну неизвестно.
    А морали здесь не будет. Не будьте как Санхён Хан ¯\_(ツ)_/¯

    Антиподвиг одиннадцатый. Ошиальская Офелия
    Вы можете прочитать об этом антиподвиге — или послушать Матушку Рос.

    Привет, ребята. Это подкаст «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: насилие, секс-скандалы, опиум и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике. Наша рубрика подходит к концу, а вот подвиги никак не кончатся: так бы перечислял и перечислял, двенадцать — это конечно слишком незначительное число для такой значительной личности. Ну что это, это ему разве что на год.
    Хотите еще скандалов? Их есть у меня.
    С рассвета в Валентинов день
    Я проберусь к дверям
    И у окна согласье дам
    Быть Валентиной вам.
    Он встал, оделся, отпер дверь
    И та, что в дверь вошла,
    Уже не девушкой ушла
    Из этого угла.

    Кто-то мог подумать, что Санхён Хан умел решать проблемы с женщинами только одним способом: если они его не любят — стрелу в спину, и — прощай, дорогая. А вот и нет, и даже больше нет, чем да. Что делать, когда тебе нравится девушка, а она не хочет с тобой гулять? Особенно если эта девушка не происходит из приличной семьи, в отличие от тебя, и вообще кроме красоты ей похвастать особо нечем? Именно такую Санхён и нашёл: миленькую, остроносенькую, деловитую дочь рыбака. После попытки познакомиться и пофлиртовать он даже начал посылать повара именно к ее отцу в попытке как-то обратить на себя внимание и расположить. Увы, не вышло: и после пары недель «случайных» встреч девушка была вежлива, но на флирт не отвечала и на прогулки не соглашалась. А уж когда Санхён начал подкатывать к ней по-настоящему, и вовсе отказала. Что же тут делать?
    Неравное околофеодальное общество вообще-то чудесная штука — когда ты на вершине социальной лестницы, ну или хотя бы где-то на верхних ступеньках, и знаешь, как правильно бить сапогами по черепу тем, кто ниже. Вообще когда ты Хан, жизнь твоя намного проще, чем у рядового обывателя. Ну, например, у тебя есть деньги. И ты можешь эти деньги давать тем, у кого их нет.
    Так что же делать, когда девушка, которую ты хочешь, не хочет тебя? Тут несколько вариантов. Вариант первый: ты можешь прямо предложить ей деньги — это действует не всегда, но вообще не самый плохой способ, нередко работает, зависит еще и от того, сколько ты готов потратить. Вариант второй: ты платишь эти деньги не девушке, а людям, которые похитят ее для тебя, а ты вроде как и не при делах и ничего не делал, и «О боже, как же так вышло, такая милая девочка была! А где же она теперь? Что? Да вы что, я весь день на виду был, в чем вы меня подозреваете? Да я бы ни-ко-гда!» — это способ уже так себе: эксцесс исполнителя еще никто не отменял, да и где гарантия, что люди, которым ты заплатил, потом не сдадут тебя с потрохами?
    И вариант третий: ты проявляешь терпение и ждешь правильного момента — или аккуратно подводишь к этому моменту. Вот этот способ — точно не хуже, а то и лучше первого. Для чего простым людям могут понадобиться деньги, которых у них нет? Да для чего угодно на самом деле: им надо лечить кого-то из своей семьи, а лекарства стоят дорого, они потеряли урожай, или у них заболел и начал падать скот, или издохла от возраста единственная лошадь. Или у них просто долги, и тот, кому они должны, далеко не так добр, как ты. Только жди действительно серьезных проблем — чтобы у людей не было другого выхода: или согласиться на твое предложение, или всем пропасть. Ну Санхён и дождался. И даже немного помог.
    Так запустилась маленькая цепочка: рыбак был должен чиновнику, чиновник в пух и прах проигрался актеру, а тот в свою очередь был должен одному офицеру — угадайте кому? И поэтому, когда офицер потребовал перестать тянуть с долгом, все заверте... К тому моменту, когда череда упавших костяшек домино добралась до рыбака, обстановка уже знатно накалилась, и чиновник тряс с него деньги, грозясь всеми карами земными и небесными за промедление: отобрать в уплату долга все вплоть до сетей и все в таком духе — ну вы поняли, было довольно нервно. И именно в этот момент появляется он: властный, хорошо одетый, богатый Хан, который разговаривал с простыми людьми с легким пренебрежением, но всегда был обходителен с дочерью простого рыбака. Да одно червленое серебряное стремя на седле, которое в тот день было на его коне, с лихвой покрыло бы их долг! И вот Санхён придерживает коня и говорит: так, мол, и так, наслышан я о вашем бедственном положении. А так как человек я от природы добрый, только дай людям помочь, то я готов оплатить ваши долги — только отдайте мне вашу дочь. Что? Да что вы, я так, поиграю и верну, может, и подарок ей сделаю. Как поиграю? Да ничего особенного — ничего такого, что один человек когда-нибудь не делал с другим, а подробности вам и ни к чему. Или вы хотите, чтобы я описал все в красках?
    Была это инициатива рыбака или его дочери, история умалчивает — возможно, в той или иной степени обоих. Так или иначе, в тот вечер дочь рыбака вошла во дворец, где ее встретили молчаливые и исполнительные слуги. Ее отмыли, оттерли до скрипа, надушили, чтобы перебить запах рыбы, красиво убрали ей волосы, одели в шелк, который она прежде и в руках ни разу не держала — и отвели к Санхёну. Когда ее привели, он был уже самую малость пьян, одежда его была в беспорядке, и смотрел он на нее совсем не так, как смотрел прежде, когда она еще не принадлежала ему.
    Дочь рыбаку вернули спустя неделю, когда довольный собой и своей задумкой Санхён, наконец, наигрался. Больше Санхён не проезжал по этой улице и не интересовался ее судьбой: все, что он мог у нее взять, он взял.
    А вы говорите, стрелу в спину.
    Это, кажется, очевидно, но окончание стало уже традиционным: не будьте как Санхён Хан.

    Антиподвиг двенадцатый. Айро Доан

    Привет, ребята, это подкаст «Двенадцать антиподвигов Санхёна Хана»: интриги, секс, наркотики и панк-рок в Ошиальской Торговой Республике, и это завершающий, двенадцатый выпуск (нет, я похоже уже никогда не остановлюсь). Не то чтобы голосованием, но мы как-то так решили, что двенадцатый антиподвиг должен быть про Айро и пьянки. Ну так вот вам для затравки. Двенадцатый подвиг таков: Санхён лишил Айро девственности.
    Теперь, когда я, кажется, завладел вашим вниманием, можно продолжить уже всерьез.
    Айро и Санхён — дальние родственники. Такие дальние, что в сущности в средневековых реалиях, когда в таком обществе все друг другу родственники, это даже и не считается, но тем не менее. Санхён всегда называл Айро «братцем Айро» и обращался с ним немного как с младшим братишкой — с поправкой на то, что Санхён мудак, и вел он себя как местами довольно мудачный старший брат. Но для Айро в те времена Санхён был невероятно крутым чуваком. Вы только представьте: всегда уверенный в себе, всегда хорошо одет, его все любят (нет), а с мечом в руках он просто бог — когда ты мальчишка, этого достаточно, чтобы сотворить себе кумира.
    Конечно же, в юном и нежном возрасте Айро, как любого порядочного мальчишку, тянуло к крутым парням, которые никого не боятся, никто им не указ, а еще они одеваются стильно-модно и прямо-таки все из себя прогрессивные бунтари — ну короче почти панки. Санхёну, понятное дело, тогда было особо нечего обсуждать с мальчишкой, но внимание ему льстило, и время от времени он милостиво снисходил до Айро и уделял ему немного внимания, даже обсуждал с ним серьезные взрослые вещи, вроде лошадей или оружия. И вот однажды, когда Айро было уже четырнадцать, Санхён после очередного разговора за жизнь сказал: а почему бы тебе, братец Айро, не приехать в гости на пару дней? Скоро приедут другие мои друзья издалека, мы хотим с ними выпить и погулять — короче, будет весело. Как вы понимаете, тому и в голову не пришло бы отказаться.
    В тот день, когда слуга провел Айро в беседку, все были уже в сборе, и Санхён, как обычно, был в центре внимания. Музыка, танцовщицы, песни, обаятельные мужчины и прекрасные женщины, ведущие умные разговоры — это любого мальчишку приведет в полный восторг. Когда темнеет, слуги зажигают фонари, и чем дальше, тем разгульнее становится веселье. В какой-то момент захмелевший Айро может наблюдать за тем, как тонкие шутки становятся все более хлесткими, а игры — чуть более развязными, а то и жестокими. Айро наблюдает за шуточным поединком на мечах и за тем, как Санхён спорит с пышно разодетой женщиной, что будет пить по большой чашке саке за каждый предмет ее гардероба, и если он все еще будет в сознании, она должна будет пробежать голышом вокруг беседки — и Санхён выигрывает. Айро в восторге. А затем его кумир устраивает голову на коленях прекрасной женщины, а она неспешно освобождает от одежды грудь и позволяет сосать и покусывать ее, и гладит его по голове, как младенца. Кажется, Санхён на время забывает о своем юном госте — но это только кажется. Когда ему надоедает изображать младенца под смешками и взглядами друзей, он отрывается от белой груди, приподнимает голову, чтобы видеть Айро, и объявляет: а теперь, братец Айро, пора тебе стать мужчиной. После этого он все-таки садится и сам наливает «братцу» еще, и поверх его плеча наблюдает за тем, как с улыбкой подходит одна из танцовщиц. Айро смущается, теряется, его со всех сторон подначивают, толкают в объятия обольстительно улыбающейся девушки и смеются, хотя и без злобы, и дают советы, и спорят, как долго он продержится, и Санхён хохочет, пристраивает голову все на тех же коленях и говорит: интересно, выйдет ли что-нибудь у братца Айро прямо здесь, при всех? Вот это было бы достойно всякого восхищения.
    Первый секс у Санхёна был в тринадцать, и по его мнению воспитанию Айро не уделялось должное внимание. Вы только подумайте: тянуть с таким важным вопросом лишний год! Вот и пришлось немного помочь «братцу».
    Что, ждали чего-то другого? А я говорил, что хочу закончить без чернухи. Не было у этих двоих ничего, но именно стараниями Санхёна у Айро первый раз был секс.
    Ну короче вы и так поняли: у всех свой темп, дайте всем потрахаться, когда они к этому готовы. Не будьте как Санхён Хан, всем секса и панк-рока.

    [icon]https://forumstatic.ru/files/0016/4a/55/22700.gif[/icon]

    0

    8

    ✝✝✝      ✝✝ Lee Geum-ja ◆ Ли Кымчжа
    https://i.imgur.com/rxVzFFt.png
    112 ◆ маг ◆ шаманка ✝✝ Kim Seohyung 

    ✝✝✝      ✝✝  раса и способности

    Манипулирует, собственно, магией. Как боевая единица против людей и других существ физического мира много из себя не представляет: владеет каким-никаким телекинезом, может ставить защиту, сгущая воздух, и им же, если прижмёт, атаковать. Мудан — специализируется на общении с духами и прочими сущностями, не принадлежащими к физическому миру: чувствует их, видит их, может с ними общаться и, разумеется, может изгонять. Также, как и большинство шаманов, умеет гадать и предсказывать судьбу — всегда с помощью каких-то инструментов (сама ничего не видит, но умеет трактовать). Какое-то время училась у оммёдзи, но призывать духов себе на службу так и не научилась.

    ✝✝✝      ✝✝  данные

    — Родилась в уже несвободной Корее и распробовала японскую власть от начала и до конца. Она помнит, как закрылась типография её отца и как её семья потеряла большую часть земель, которыми владела. Помнит, как её наставница, тоже мудан, отказалась менять имя на японское и признавать родство корейских духов с японскими богами (и превосходство последних) — магия позволила им избежать смерти, но от притеснений бежать было некуда — если только в Маньчжурию. Кымджа ярко помнит детство и обучение, хотя длились они недолго: её наставницу убили, а её, ещё ребёнка — пощадили и предпочли воспитать из неё верную подданную Японии. (Спойлер: это так и не случилось.)

    — Она умеет читать, писать и говорить по-японски, у неё есть японское имя, а её приёмный отец входит в ближайший круг генерал-губернатора Кореи. Она ведёт себя как послушная дочь и воспитанница, и на то есть причины: мягкое сильнее твёрдого. То немногое, что сумела вложить в неё её первая наставница, уже дало корни, и она помнила: иногда лучше быть мягкой и покладистой, иногда лучшее, что можно сделать — подчиниться и промолчать. Так ты можешь однажды получить свой шанс на главный — готовящийся годами и самый верный — удар. Тогда она ещё не знала, каким будет этот удар — она могла только ждать, гибкая и податливая, как вода.

    — Ответ вызрел в ней, когда она стала старше и узнала о мире вокруг больше (как бы её от этого мира ни отгораживали). Ей нужно убить генерал-губернатора: избавить от него Корею и дать своей стране шанс вернуть независимость. Разумеется, она ничего не стала бы делать в одиночку: для этого она была слишком умна. Ей были нужны сторонники, ей был нужен надёжный способ избавиться от генерал-губернатора, ей было нужно надёжное оружие. Всё это она нашла у Сопротивления. Увы, но даже продуманному десятки раз плану не дано было исполниться, и Корея оставалась под властью Японии ещё десять долгих лет, а все её соратники умерли в тот год покушения — по вине всего одного предателя, спутавшего им все планы.

    — Пройдёт ещё много времени, прежде чем предателя удастся отыскать. Кымджа вернётся в Корею вместе с корейскими и китайскими войсками в конце второй мировой, и не найдёт никого из своей семьи. Корея освободится, и её разорвёт на части сперва ещё одна война, а затем — вчерашние союзники, лелеявшие собственные амбиции. Кровь уйдёт в песок, а духи прошедших лет, наконец, один за другим найдут покой, и Кымджа станет добросердечной госпожой Кымджа, которая приносит утешение равно мёртвым и живым. Старые обиды потихоньку улягутся, и даже разрыв между двумя Кореями превратится в слабо сочащуюся кровью болезненную рану. Добросердечная госпожа Кымджа, похоронившая мужа в заговоре против генерал-губернатора, женится и разведётся ещё четыре раза. Мир вступит в цифровую эпоху. Что-что, а ждать и готовить удар она давно уже научилась.

    — Справедливая расправа над предателем должна была освободить её, но наградила новым грузом её совесть — оставшимся после смерти предателя фамильяром. Почему он не сбежал сразу, она не знает, но она предложила ему то немногое, что может дать — свою помощь и новую жизнь. В конце концов, при том человеке, от которого она и её новые соратники освободили случайно и его, у него жизни не было. А она знает: всегда можно начать заново; а если у тебя ничего нет — что же, тем чище будет начало.

    соре нот соре

    https://i.pinimg.com/474x/03/a0/e5/03a0e5de0d740c03a2e4b184116cd6ab.jpg
    https://miro.medium.com/v2/resize:fit:720/0*ENSvFTE5delSkWIa.jpg
    https://preview.redd.it/korea-divided-v0-095ris6qsii91.png?width=640&crop=smart&auto=webp&s=ee57d21871e0804d760709984a37000ab0480b32

    пост

    Она узнаёт его сразу. Разве можно не узнать того, кого любишь всем своим существом, того, кто и появился в этом мире, чтобы вы принадлежали друг другу, потому что вашей любви было слишком много для одного божества? Конечно, она узнаёт его: то, что осталось в ней от прежней жизни, тянется к нему, как и прежде, и этого ничем не стереть. Люди давно это забыли. Люди не чувствуют этого. Люди разучились слышать собственную душу, когда она льнёт птицей к тому, кого любит и в ком то ли ищет защиты, то ли сама готова отдать всю себя для защиты. Но она и Идзанаги знают, что это такое — и едва ли когда-нибудь забудут: есть вещи, которые забыть невозможно. По крайней мере, они не забудут до тех пор, пока между ними натянута хотя бы одна тонкая нить, которая связывает их и тянет их друг к другу даже сквозь границы миров, которым никогда не суждено сойтись.

    Это люди не узнают тех, с кем связывает их судьба, а порой пытаются и вовсе эту судьбу обойти — но она узнала бы его сразу, даже встреть он её дряхлым стариком, а не достойным мужем, перешагнувшим черту зрелости, но ещё не встретившим старость. Его черты лишь самую малость изменились — как такое ничтожное внешнее изменение может обмануть её? Как путник не пройдёт мимо родного дома, даже когда лето сменила осень, так и ему не пройти мимо неё неузнанным. Даже будь он древним старцем — она бы просто знала. Знала, не бросив на него ещё ни одного взгляда. И всё же она бросает, и она смотрит на него, пока он, опустив взгляд, разглядывает узор её одеяния и её босые ноги, заново узнавшие сегодня речной песок маленького ручья рядом с их домом, который когда-то принадлежал им: это тот же ручей, но совсем иной, потому что всё изменилось за столько столетий. Она прячет свои руки в рукавах, сжимая собственные холодные ладони, и рассматривает его, постаревшего, пока он не смотрит ей в лицо. Недолго она рассматривает его — пора вспомнить и о приличиях.

    Шёлк её одеяния украшает её изящный поклон тихим шелестом даже прежде, чем станет заметен сам поклон. Сливы осыпают её белыми лепестками, задерживаясь на её плечах и волосах.

    — Я рада найти своего супруга и государя в добром здравии, — она выпрямляется, и её взгляд вновь обращается к нему.

    Не следовало дразнить его и называть его супругом. И следовало сказать о себе: «эта изгнанница». Это было бы вежливо и достаточно уничижающе в присутствии того, кто завершил этот мир и без неё, того, кто не правит этим миром, лишь потому что отдал всё своим детям. (Своим детям. Не её детям.) Но когда-то она уже рассказала ему о том, как повстречала прекрасного юношу, чтобы взять его себе и навеки принадлежать ему. Тогда она думала, что может забрать его себе так же, как он может забрать её себе. Потом — поняла, что это совсем не так. А теперь — какая теперь разница? Более у них не будет детей, потому что она холодна, как надгробный камень, и не отзовётся новой жизни, а значит, и терять им более нечего. А потому не имеет уже никакого значения, как она, женщина, обращается к нему — мужчине, создателю и хранителю всего живого.

    — Да будет мне позволено напомнить моему государю, — мягко и вкрадчиво воркует она, и её маленькие белые ладони показываются из рукавов, чтобы, описав изящную дугу, лечь на её живот в жесте скромности, — что я не молода. Я лишь никогда не смогу постареть.

    Старость — удел живых. Её несчастный супруг, которого она прежде так ненавидела, постарел от тоски и одиночества, что нечасто бывает с богами — лишь от страшнейших ударов, какие сотрясают море и землю. Но она не постареет никогда, что бы ни случилось — уже никогда. Крохотное её утешение заключается лишь в том, что даже страданиям её был отмерен предел, и хозяйке Ёми ни к чему влачить жалкое существование полуразложившегося трупа, пристанища червей. И она стала такой, какой была прежде — только мёртвой.

    Её руки опускаются, и, сцепив пальцы, она окончательно покидает ручей, которого ещё касался её подол. Вода, которая струится с одежды — уже совсем обычная вода человеческого мира, которая ничему и никому не причинит вреда. Идзанами подходит ближе к их дому, который кажется таким же, каким был, когда она видела его в последний раз — как будто все эти годы никто не покидал его и не отдавал для игр ветра и зверья.

    — Почему ты ждал меня, государь мой Идзанаги?

    Разве не бессмысленно это — ждать встречи с той, которую не выпустил обратно в мир живых и с которой не остался? Так почему же все эти годы (века) он продолжает ждать её?

    Живые зовут мёртвых в полнолуние, греют у очага и пируют, празднуя недолгое воссоединение, но что же будет с ними двоими? О, сегодня она вновь встретила прекрасного юношу — но что он приготовил ей на этот раз теперь, когда её тело больше не может подарить жизнь даже самому хилому ребёнку?

    0

    9

    HANAKO ARASAKA
    ханако арасака

    https://upforme.ru/uploads/0016/4a/55/2/801537.png
    fc: rina sawayama

    ALIAS:Сердце Арасаки


    DOB, AGE:
    2.03.1999, 79

    AFFILIATION:
    тень за спиной Ёринобу, наследница и тайная оппозиция новой власти Арасаки, нетраннер

    ain't it so weird how it makes you a weapon?

    BACKGROUND CHECK:

    : / / С Е Р Д Ц Е _ А Р А С А К И
    Не все задумываются о том, что Арасака — единый и слаженный организм, и её сердцу положено быть таким же, какова она вся. Быть сердцем — не значит быть средоточием доброты: самые чудовищные вещи порой тоже совершаются по велению сердца. Ханако если и была когда-то доброй, то только в юности и далеко не со всеми, кого встречала в своей жизни. В свои почти восемьдесят лет она по-прежнему способна на доброту, но невозможно носить её фамилию и быть наивной и всепрощающей. Сердцу Арасаки известно предательство и известна изворотливость, на которые нужно пойти, чтобы добиться того, что важно для компании и семьи.

    : / / К Р О В Ь _ С А М У Р А Е В
    В фильме «Смута» Акиры Куросавы действует леди Каэдэ, похоронившая всю свою семью, лишившаяся всего, чем владела, и насильно выданная замуж за сына убийцы и захватчика. Леди Каэдэ никогда не держала в руках оружие, за исключением небольшого танто, никогда не носила мужской одежды и не желала ни власти, ни равенства — она желала только отомстить за свою семью. У неё не было ни силы, ни власти, и всё же эта миниатюрная женщина в многослойном, богато украшенном кимоно увидела падение семьи захватчика и сама стала причиной смерти своего мужа и его отца, прежде чем её отрубленная голова покатилась по половицам родового замка её семьи — её семья всё-таки была отомщена. Кровь самураев всегда останется кровью самурая, в ком бы она ни текла. Такова всякая дочь самурая: она не имеет ни силы, ни власти, её гнев не уподобится ни буре, ни жестокому тайфуну, потому что таков удел мужчин, но сдержанная, полная достоинства, безупречно красивая, с лицом, подобным маске коомотэ, она может быть ещё более смертоносной. Такова Ханако: она слаба и не приспособлена к жестокой жизни у подножия башен Арасаки, но это не значит, что она не опасна.

    : / / Н Е Т Р А Н Н Е Р
    Едва ли кто-то даже спустя годы назовёт её гением: она никогда не обладала достаточным талантом, а если бы и обладала, то не имела амбиций, необходимых для того, чтобы её заметили (а если бы и имела — судьба её такова, что она должна быть скрытной и незаметной и играть совсем иную роль). И всё-таки талантов у Ханако предостаточно — просто они иного толка. Она визионер. Она видит истинный потенциал в вещах, людях и идеях. Она прилежна и трудолюбива — полезное качество для тех, кто не обладает гениальностью. Она обладала достаточным умом, чтобы поднять знамя, которое выронили охладевшие руки Альт Каннингем, подняться вместе с ним и перешить его под себя, и нельзя не признать, что она добилась настоящих успехов в работе над «Душегубом» — того, чего не добились её предшественники. Сеть дала ей свободу, Сеть дала ей знания, Сеть дала ей власть, и эта свобода, эти знания и эта власть были таковы, что других она уже не желала.

    : / / Л Ю Б И М И Ц А
    Всегда дочь, всегда младшая сестра — она десятилетиями оставалась той, в кого мужчины семьи Арасака вкладывали всю нерастраченную нежность, которая в иной ситуации была бы проявлением слабости. Но она — совсем другое дело. Её обожали, о ней заботились, её баловали, её оберегали все: её отец, её старшие братья, её слуги, её телохранители... даже её подчинённые. Ханако Арасака — не просто имя и не просто та, кто его носит, а бренд внутри бренда. Маленькая, хрупкая и изящная, как чайная чашка ручной работы из тончайшего узорчатого фарфора, она всегда и у всех вызывала желание позаботиться о ней. Было бы глупостью не воспользоваться этим желанием. Повзрослев и перестав искать свободы (потому что эту свободу она обрела в Сети и потому что оставила подростковые переживания о золотой клетке), она обратила желание защищать её себе на пользу. Не бывало такого, чтобы отец был недоволен ей и её поступками, а когда доволен отец, довольна и вся компания. Не бывало такого, чтобы хоть раз компания не защитила её и её частную жизнь — а эта жизнь всё-таки была, и значит, было что защищать. Ханако Арасака — это хрупкий цветок, который слишком легко сломать, чтобы кто-то позволил навредить ей. Чем старше она становилась, тем лучше пользовалась этим.

    : / / С Т А Р У Х А
    Даже в семилетней девчонке уже скрывается хитрая старуха, как в дряхлом старике по-прежнему прячется озорной мальчишка — что говорить о ней, прожившей почтив восемьдесят лет? Какой бы цветущей юной прелестницей она ни выглядела, она далека и от наивности, и от поспешности — недостатков, свойственных юности. Она знает цену молчанию и вовремя сказанному, взвешенному слову. А ещё она знает, как важно говорить правильные слова правильным людям. Она умело играет на своей внешности, на своём образе и на впечатлении, которое производит — может, даже её враг однажды задастся вопросом, вспоминает ли она о нём, так она может быть мила и очаровательна, так хорошо может произвести впечатление доброго и хорошего человека, ведь красивым людям и так охотно приписывают лучшие качества. Цветком невинным выглядеть и быть змеёй под ним: она не обладает ни силой, ни боевым искусством, но у неё есть ум и опыт семидесятилетней женщины, которая училась всю свою жизнь. Она до сих пор учится.

    : / / Т Е Н Ь _ З А _ С П И Н О Й
    Она никогда не стремилась быть в центре внимания, никогда не хотела быть первой скрипкой — нет, ей вполне достаточно оставаться в тени. Положение того, кто стоит на свету, незавидно, и даже её отцу было непросто. Когда Ёринобу восстал против отца, отбросил его в сторону, как пережиток прошлого, и встал у руля сам, а она выжила лишь чудом и самоотверженностью Такемуры и Оды, она не роптала — не больше чем тогда, когда попыталась не дать ему взлететь слишком высоко. Она умеет признавать поражение — и это было её горько-сладкое поражение: она не смогла вернуть отцу власть, что должна была сделать как любящая и верная дочь, но вместе с тем она не стала причиной гибели своего брата. Каким бы ужасным ни было это поражение, она отчасти рада, что Ёринобу нарушил то, что она задумала.

    : / / Д И С С И Д Е Н Т
    Прежде она никогда не шла против течения — скорее искала обходные пути, чтобы двигаться параллельно основному течению. Переворот Ёринобу поменял их местами за доской для игры в сёги, и теперь уже она скрывала в сердце несогласие, а он был тем, кто диктует все условия. Она по-прежнему не исполнила долг перед отцом, и об этом она никогда не забудет — ей лишь нужно выстроить всё так, чтобы у неё снова появилась возможность. Она видит: власть меняет его. Власть уже изменила его: теперь он стал тем, кто приказывает и кто управляет той машиной, против которой он боролся — и теперь разрушить эту машину гораздо тяжелее. Разве этого он хотел, её несчастный брат? Может, пора всё-таки разуму семьи прислушаться к сердцу?

    ADDENDUM:
    Стиль Ханако — тихая роскошь японского неомилитаризма. Она никогда не надевает слишком яркие, кричащие вещи, однако всё, что она носит, даже выглядит дорого. То же касается и модификаций: она могла бы позволить себе любые перемены, подобно Митико, но не выходит за рамки обычных для современности преобразований — и даже здесь каждый заметный имплант говорит о дороговизне.

    пример поста

    Долгострой очередной мелкой (а потому разорившейся) компании пришёлся как нельзя кстати. Им Джэмсопу (она помнит ещё те времена, когда его звали Хан Секджином) — не меньше, чем им, и в этом она видит немалую иронию. Он нашёл это место и воспользовался им, потому что здесь никто не увидит, чем он занимается. Они проследили за ним и узнали, что он нашёл это место, которое подойдёт и им тоже — причём ровно по той же причине.

    Они, разумеется, рассматривали, что это может оказаться ловушкой, а не везением. И всё-таки чем дольше они тянут, тем выше опасность снова выдать себя и теперь уже окончательно его упустить. Готовы ли они рискнуть? Если закрыть глаза, может показаться, что Чонсу по-прежнему где-то рядом с ней. Она знает, что это не так: она отпустила Чонсу давным-давно и не допустила чтобы его привязало к этому миру, как неупокоенного духа. Чонсу не заслужил таких мучений, и она сделала всё, чтобы дать ему уйти — и она дала ему уверенность, что рано или поздно за него отомстят. Это не дух Чонсу — что-то психологическое, последствие травмы и ослабевшего, но по-прежнему держащегося за неё чувства вины. Нет, отступить она не может.

    — Это же его фамильяр, разве нет?

    — Он самый.

    — Точно? Не выглядит как… ох блять!

    — Тш-ш-ш!

    — Да он бедного парня сейчас в кашу отмудохает!

    — Рано. Выйдем сейчас — у него будет возможность сбежать.

    — И к тому же нам это на руку. Изобьёт фамильяра — значит, ослабит и себя, и его. Проще будет их отрезать.

    — Не могу блять на это смотреть.

    — Стой, стой, что он… Блять!

    — Какого хрена?

    — Может, припугнуть хочет…

    — Нихрена себе припугнуть! Да он же закапывает яму!

    — Да может фамильяр выбрался…

    — Кем? Мотыльком? В мотылька он не превращается!

    — Хочешь сказать, что…

    — Японские хозяева научили его жестокости.

    Ей — им всем — давно уже не нужны новые доказательства вины, и всё-таки то недопустимое и страшное, что делает Хан Секджин, как будто даёт им ещё одну причину сделать то, что они должны сделать. Как будто бы то, что он закапывает собственного фамильяра на заброшенной стройке под моросящим дождём, окончательно лишает его человечности.

    Пока Джэмсоп возится с могилой для фамильяра, они выбираются из укрытий и двигаются к нему. Погода подходит как нельзя лучше: постоянный шорох капель даёт минимальный звуковой шум, а сам дождь скрывает магию — это одна из причин, по которой Джэмсоп не засёк их, стоило им появиться поблизости. (Это и мастерство Хэиля.)

    Место тоже идеальное: рядом нет людей, но стройка всё-таки в черте города, и добраться сюда, не привлекая внимания, гораздо проще, чем в какую-нибудь глушь. Отсюда даже можно расслышать приглушённые звуки оживлённой дороги. Но к этому никто из них сейчас не прислушивается. Всё их внимание сосредоточено на нём — предателе Хан Секджине, который успешно скрывался от справедливого наказания целых девяносто лет.

    Сейчас.

    Разом происходит сразу несколько вещей. Кымджа ставит заслон между Секджином и его фамильяром, отрезая их друг на друга — меньше чем на минуту, но им должно хватить. Хэиль прикрывает её и остальных, закрывая от магических ударов, если они будут. Они и правда последовали: магия рикошетит о магию яркими вспышками, но уходит во влажную землю. Усон и Чондо кружат в истинном облике, пресекая любые попытки к бегству: ни один человек не может бежать быстрее оборотня.

    Они стали почти родными друг другу за то время, пока готовили эту казнь.

    — Хан Секджин, за предательство твоей страны и народа, сотрудничество с японским правительством и убийство твоих товарищей мы приговариваем тебя к смертной казни.

    Она бьёт по нему стеной плотного воздуха, а Хэиль, бросив щиты, употребляет всё своё мастерство, чтобы сорвать щит с Секджина — всего несколько секунд, чтобы вскинуть револьвер и выпустить несколько пуль. Они держат магию наготове, пока не чувствуют, как его собственная магия разливается в воздухе, потеряв вместилище. Ей на лицо падает влажная прядь волос — Кымджа отбрасывает её рукой с зажатым в ней револьвером и убирает оружие в карман плаща — до тех пор, пока не сможет выбросить его в реку.

    — Фамильяр, — говорит она, указывая на могилу.

    — Он ещё здесь? — Хэиль подходит ближе и недоверчиво покачивает головой.

    Есть отчего: фамильяру стоило бы раствориться в воздухе, как только его контракт с покойником оказался расторгнут, едва ли он сильно любил хозяина, который избивал его, а значит, здесь его ничего не держит, но Кымджа по-прежнему чувствует его так же легко, как чувствует всех духов. Она кивает.

    — Эй, парень! Держись там! — громко говорит Усон, потянувшись за лопатой.

    Копать ему так и не пришлось: влажная, рыхлая земля приходит в движение, как будто дышит, из-под неё показываются пальцы, затем рука, плечо, а затем над землёй показывается грязное, окровавленное лицо фамильяра Джэмсопа. Усон и Чондо без труда вытягивают его из земли и ставят рядом с могилой, там, где земля уже не раскопанная и твёрдая. Он босой, грязный, у него по-прежнему течёт кровь, и Кымджа не может не чувствовать жалости к существу, которое пострадало от того же человека, который убил её мужа и её друзей девяносто лет назад.

    0

    10

    https://upforme.ru/uploads/001c/38/af/698/354162.gif https://upforme.ru/uploads/001c/38/af/698/957473.gif

    norman reedus

    Moses “Moe” Burgess // Мозес «Мо» Бёрджесс

    77 лет

    22.12.1947

    Нэшвилл, Теннеси, США

    оборотень-волк, одиночка

    тренер в школе самообороны

    1946 — родился в Нэшвилле, Теннеси;
    1965 — завербовался в армию, попал во Вьетнам (чтобы получить государственную поддержку при получении высшего образования);
    1970 — вернулся в США уже оборотнем с кучей медалек и ПТСР;
    1973 — жил на улице следующие пять лет, гонял призраков прошедшей войны, перебивался случайными подработками;
    1978 — встретил бывшего командира Уоррена Джонса и перебрался в общину для существ — тогда ещё странноватую, но безобидную;
    1980-е — в общине происходит своего рода «переворот»: у руля встаёт никто иной как Уоррен Джонс — он постепенно меняет общину под себя, превращая её в секту с полувоенной структурой и безотчётной преданностью харизматичному лидеру; Мо при нём занимается всем, что касается безопасности общины и некоторым образом берёт под крыло Томасин Энеску после её первого побега;
    1990-е — медленно теряет доверие Джонса, но предпринимает попытки «молчаливого сопротивления», которые в конечном счёте едва не стоят ему если не жизни, то рассудка;
    1992 — Томасин сбегает из общины с его попустительства, но при побеге убивает одного из немногих его друзей, добавляя груза его чувству вины — Мо отправляют на её поиски, но он возвращается ни с чем и попадает в опалу;
    1997 — вышел из общины;
    1999 — община прекращает существование;
    2000-е — ресоциализация, работа где придётся, новая жизнь с нуля: без образования, без профессии, без связей, без опыта общения с нормальным обществом;
    2004 — первый брак (развод в 2007);
    2007 — неудачно пытался поступить в полицейскую академию (прошлое ожидаемо догнало и влетело в задницу);
    2009 — второй брак (развод в 2010);
    2010-е — искупление: шесть выводов людей из сект, неофициальные консультации, одно анонимное интервью бывшего сектанта, которого сложно назвать жертвой; снова неоднократная смена работы; терапия;
    2010 — на этот раз успешно отыскал Томасин;
    2014 — третий брак (развод в 2021);
    2021 — переехал в Колорадо.

    — Можно вытащить мальчика из Вьетнама, но Вьетнам из мальчика ты уже не вынешь. В 1965 году Мо завербовался в армию в надежде на программу поддержки при поступлении в университет, потому что особых перспектив у него не было, а в итоге остался во Вьетнаме на пять долгих лет и вернулся никому не нужным оборотнем, бренчащим бесполезными, но очень почётными медальками. Его семья боялась его и его вспышек, а те молодые парни и девушки, среди которых он мог учиться, считали его кровавой марионеткой и желали ему всех малоприятных вещей. В 1973 году Мо уже жил на улице, перебиваясь случайными подработками. Мечтам о высшем образовании просто не осталось места в кровавом тумане, который так и не отступил после Вьетнама.

    — В 1978 году его прямо на улице подобрал бывший командир Уоррен Джонс. В отличие от него самого, Уоррен в жизни не потерялся — он привёл Мо в порядок, начал постепенно возвращать его в нормальное общество. Нормальное общество было общиной в Калифорнии, которая жила в глуши и держала дистанцию с людьми — но всё-таки это было куда более нормальное общество, чем улицы, на которых он провёл последние несколько лет, и в этом обществе, впервые, как ему казалось, за последние годы, он был принят, нужен и важен. Здесь он мог сделать что-то полезное, и он ухватился за эту возможность.

    — В 80-х всё пошло под откос: харизматичный Уоррен оттёр в сторону всех, кто в прошлом вёл дела общины, и постепенно она превратилась в то, что хотел видеть он — секту с полувоенной структурой и харизматичным лидером во главе, которому все поклоняются, как богу. Мо тоже почти боготворил его — но только до определённых пределов. Для него Уоррен был другом, надёжным товарищем и человеком, который помог ему по кирпичику выстроить новую жизнь — от таких людей не отворачиваются, даже когда они показывают, на какие чудовищные вещи способны. Чутьё говорило Мо, что он свидетель того, что не может считать верным и правильным, но, как и многие до и после него, он слишком долго молчал и не мог решиться — пока не стало слишком поздно.

    — Как и любой ад, этот засасывает их постепенно: из горячей воды лягушка выпрыгнет, но сварится в той, которую поставили на огонь и разогрели постепенно. Все они были лягушками в кастрюле на медленном огне и все подчинились воле Джонса — даже те, кто должны были быть разумнее и трезвее. Следующие два десятилетия всё становилось только хуже. Мо стал цепным псом, который охранял то, что ненавидел: страх, недоверие, жестокость — он охранял чужую и свою клетку, и ему не хватало ни мозгов, ни смелости, чтобы сломать её, хотя это было в его силах.

    — Томми была одной из многих, кому не повезло вариться с ним заживо в этом котле. Не только ей он ломал кости — он знал, как это делать, чтобы сделать больно, но не искалечить навсегда, как знал и многое другое, — но одна была одной из немногих, ради кого он нарушал молчание и делал хоть что-то, кроме своих «обязанностей». Может, дело было в её магической немоте: когда она не смогла болтать, понять её стало гораздо легче. Он научил её жестам, которые знал — потом вместе с ней выучил язык жестов. Однако даже Томми не смогла стать толчком к переменам. Когда она сбежала в 1992 году, он не остановил её, хотя должен был, и не помог — хотя должен был. Он остался в стороне, и это стало причиной одного из немногих его друзей, которого она загрызла, прорываясь к детям. Она сбежала, а он остался, не в силах вырваться из закипающего котла.

    — Следующие годы были чередой промахов и справедливого воздаяния за них. Он отвечал за безопасность и должен был держать общину в узде для Джонса — он не справился. Он должен был остановить бунт — он не справился. Он должен был вернуть тех, кто сбежал в тот день, домой — с этим он тоже не справился. Томми он тоже не вернул.

    — Мо покинул секту за два года до того, как она прекратила существование — в 1997 году, и решимости для этого понадобилось не меньше, чем нужно женщине, чтобы выйти из абьюзивных отношений. Ему тоже некуда было идти, и он не представлял, что будет с ним дальше, но он точно знал, что дальше так продолжаться не может. Он пытался вести тихую борьбу с Джонсом и в этой борьбе с трудом уцелел сам — ему не оставалось больше ничего. По крайней мере, в отличие от подневольных девчонок, ему было гораздо проще уйти.

    — В нулевых ему под шестьдесят — у него нет профессии, нет образования, нет связей, нет опыта общения с нормальным обществом, и всё, что он умеет — это бить и убивать. Ему повезло в одном — судимостей и проблем с полицией за ним тоже не числится.

    — Следующие двадцать лет жизнь как будто бы компенсирует своё неспешное течение в прошлом. Он находит работу, меняет работу, находит старых сослуживцев, снова меняет работу, наращивает мясо на тот скелет, который остался от него и его личности за прошлые двадцать лет, женится, разводится, в очередной раз меняет работу. Вкус к жизни не возвращается сразу — он приходит постепенно с каждым новым усилием, но даже спустя двадцать лет всё, что он делал в этой жизни, не отпускает его. На его душе столько грязи, что от неё не отмыться честно выплаченными налогами, безопасной ездой и правильной парковкой. Мозес четыре раза помогает в выводе человека из секты и ещё один раз — влезает в какую-то очередную секту, когда его просят выяснить, что там происходит. Мозес ходит на терапию. Мозес даёт анонимное интервью как бывший член секты, который не был просто жертвой. Мозес находит Томми. И двадцати лет искупления по-прежнему недостаточно, чтобы отмыться от того, кем он был.

    — Последние двадцать лет часто менял работу и переезжал из одного штата в другой.
    — Есть опыт вывода из секты, но нет внятного образования, чтобы заниматься этим всерьёз.
    — Десять лет в терапии, помогает это по-прежнему с переменным успехом, но хотя бы ПТСР на мозг давит ощутимо меньше.
    — Два года назад был слушателем в Денверском университете.
    — Может сожрать что угодно, но на самом деле очень любит вкусно есть.
    — Большой любитель мотоциклов.

    — Обращённый оборотень со всеми вытекающими.
    — Ветеран войны во Вьетнаме, бывший бездомный, бывший сектант в глуши: выживет где угодно, выкопает землянку и добудет пожрать.
    — Обученный драться морпех — последние десять лет в основном зарабатывает обучением рукопашному бою и самообороне.
    — Владеет языком жестов, армейской жестовой системой и дактильным алфавитом.

    0

    11

    Про секту

    КТО:

    Лидер: Уоррен Джонс, в прошлом капитан морской пехоты США, ветеран Корейской и Вьетнамской войн

    В общину входят сверхи всех мастей — главное чтобы не люди. Многие из них так или иначе пострадали от людей — именно на это община и ловит своих новых последователей, хотя не всегда именно на это. В общине оказывались как пострадавшие от людей сверхи, так и те, кто просто был достаточно беззащитен и поддался влиянию.

    ГДЕ:

    Община старается всеми силами отгородиться от людей, защитить себя и других. Фактически первоначальным замыслом было создать безопасное место, в котором будет принят каждый сверх, вне зависимости от его вида: ему окажут посильную помощь, дадут крышу над головой, еду и — в случае необходимости — защиту. Этим безопасным местом стала просторная ферма в долине Салинас (Калифорния), на которой выращивали миндаль. Со временем главный дом на ферме стал общинным домом и обзавёлся несколькими пристройками, чтобы в нём могли разместиться все члены общины, а выращивание миндаля давало общине заработок и финансы для покупки лекарств и тех вещей, которые нельзя делать самим. Ближайший город —  Кинг-Сити, население: 5.500 человек (1980) — 11.000 человек (2000).

    ЧТО:

    Община продвигала превосходство всех нечеловеческих рас над людьми. Люди — опасные животные, которые не способны принимать тех, кто чем-то отличается от них — с тех пор, как о сверхах стало известно, люди по-прежнему считают их полу-животными, которых нужно держать в клетке, и готовы обвинить во всех преступлениях, если только у них будет возможность выгородить своих и повесить всё на сверхов. За годы управления общиной Джонс сознательно и умело подпитывал страх перед людьми — настолько, что, в конце концов, большинство членов общины начало считать, что не проживёт и пары дней за пределами их территории.

    Какое-то время (приблизительно до прихода Джонса к власти, но фактически спустя какое-то время после этого) община оставалась просто безопасным местом, в которым собрались сверхи, пострадавшие от людей и не доверявшие им, но постепенно взгляды общины радикализировались как благодаря вмешательству Уоррена Джонса, так и благодаря первоначальным взглядам общины: от недоверия до ненависти — один шаг. Захватив власть, Джонс, как положено харизматичному лидеру, без особого труда замкнул на себе все внутренние процессы общины: фактически ни одно сколько-нибудь важное решение больше не принималось без его участия. Он взял на себя управление теми, кто нуждался в поддержке и опоре, и эта потребность общины в ком-то более сильном и готовом к действиям привела к тому, что многие с готовностью отдали ему право распоряжаться жизнью общины, потому что он был достаточно сильным, решительным и компетентным. Он умел вытаскивать членов общины из проблем, он умел слушать, он умел говорить так, чтобы утешать и давать другим чувство собственной ценности и значимости. И главное — он обещал безопасность и умело её обеспечивал, пускай у неё и была цена.

    Военное прошлое Джонса повлияло на жизнь всей общины. Ради общей безопасности он ввёл жёсткие правила и почти армейскую дисциплину: это давало остальным уверенность в том, что, выполняя правила, один не подставит всех остальных — а учитывая ставший со временем параноидальным страх перед людьми, это и в самом деле волновало очень многих. За невыполнение правил виноватого ждало наказание, и избежать его не мог никто, начиная с детей и заканчивая самыми ценными членами общины: кем бы ты ни был, у любого действия будут последствия, и это знали все. Чаще всего провинившегося ждали недели тяжёлой работы, в которой он не мог попросить о помощи, но в ряде случаев (например, в случае попыток побега или преступлений за границей общины, которые могли привести в неё внешние власти) нормой были и физические или магические наказания. Серьёзные проступки и неповиновение сначала жестоко наказывались, а затем «заглаживались»: каждого члена общины Уоррен мог прокатить на эмоциональных качелях, где с одной стороны был тёмный, холодный подвал и недельный голод, а с другой — бомбардировка любовью после того, как наказание прекращалось.

    В контроле помогала структура: рядовые члены общины могли быть заняты на самых разных работах, но в любой области, будь это обустройство быта, безопасность, финансы или продовольствие и готовка, были ответственные — они должны были организовать работу и лично отвечали перед Джонсом, если что-то шло не так или если их подопечные где-то провинились. (Мозес отвечал за безопасность — фактически, он собственной шкурой отвечал за возможные побеги и поведение членов общины за её пределами: если в общине появилась полиция, значит, ему привалит работы или он уже плохо сработал, и с этим ещё предстояло разбираться.)

    КАК:

    В идеале община должна была добиться полной автономии и жить сама по себе, но в реальности всё равно была вынуждена контактировать с внешним миром. Это и продажа миндаля, и поездки в Кинг-Сити за покупками. Такие поездки почти всегда совершались мужчинами: в основном теми, кто доказал, что на них можно положиться, но иногда в город выпускали и молодёжь, чтобы ненадолго «спустить их с поводка».

    Уже не военное прошлое, а возраст и воспитание Джонса повлияли на внутреннее разделение в общине. Постепенно роль женщин с равноправных членов общины, которые принимали все решения наравне с мужчинами, понизилась до ведения быта, создания семей, рождения и воспитания детей. Поначалу это выглядело почти красиво: женщины — главные в доме, мужчины — за его пределами. Женщины — ценность, и, как бывает с ценностями, Джонс надёжно запер женщин в границах общины, запретил покидать её без разрешения тех, кто несёт за них ответственность, и без сопровождения мужчины, на которого Джонс мог бы положиться. Очень редко женщины занимались чем-то, кроме ведения хозяйства и воспитания детей — даже получить работу в полях стало достижением и поводом для гордости (не считая сбора урожая: в нём участвовали все). В конечном счёте они стали собственностью или своих отцов, если те входили в общину, или своих мужчин, или лично Джонса — если, например, девушка была ещё слишком юна для того, чтобы заводить детей. Разумеется, вслух этого никто не говорил — все они защищали слабых и несли за них ответственность. И, разумеется, было немало женщин, которым такой подход казался чем-то вполне естественным.

    Всё население общины жило в «главном доме», но иногда те, кто работали в поле, могли ночевать в отдельных домиках поблизости, чтобы не возвращаться в главный: не из каждой части фермы можно было дойти до главного дома за пять минут. Общинный дом служил двум целям. Во-первых, создавал чувство общности, жизни «одной семьёй» и равенства, потому что даже Джонс жил со всеми в комнате, которая была немногим больше или лучше обставлена (как бывший военный, он мог быть примером жизни в спартанских условиях). Во-вторых, общее пространство облегчало контроль над членами общины: знать, что происходит в общине, гораздо проще, когда она не разбросана по разным домам.

    0



    Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно